В отличие от кинотеатра «Варшава», концепции по «перезагрузке» которого мы рассмотрели в другой публикации, «Восход», также построенный в 1970-х,  –  типовое здание без особых архитектурных достоинств, расположенное в глубине малопримечательного квартала Рязанского района (ЮВАО) с неважной транспортной доступностью. Кино в «Восходе» давно не показывают, однако площадка вокруг остается местом встреч местных жителей, в силу того, что другого общественного пространства у них просто нет. Все пятеро финалистов открытого конкурса, продумывая сценарии для новой жизни здания, трактовали «Восход» как локальный центр, который должен предложить окружающим кварталам, замкнутым между шоссе и железной дорогой, то, чего им больше всего не хватает. Ситуация дефицита практически всех важных городских функций обеспечила участникам абсолютную «свободу маневра».

Единственный победитель конкурса в решениях для «Восхода»  – бюро  SVESMI – и на этот камерный объект распространило идею рынка-театра, но с товарами и сервисами самой доступной ценовой категории. Объем с одним входным фасадом, с трех других сторон окруженный пристройкой, архитекторы предложили переформатировать: убрать пристройку и сделать четыре равноценных фасада, чтобы части здания могли жить и работать автономно, в разное время суток. 

Как и у «Варшавы», только компактнее, здесь выделены три основных пространства: внешний подиум, рынок с балконом и многофункциональный зал. По периметру рыночного зала интегрируются полезные мини-сервисы: доска объявлений, терминалы оплаты, часы, зеркало. На балконе – столовая в эстетике 70-х, но в новых материалах.

Материалы предполагаются самые простые, близкие к оригинальным по цветам и фактурам. Они призваны создать внутри атмосферу стильного демократизма. Предназначение многофункционального зала ограничено только фантазией куратора или операторов: сегодня – зал торжества, завтра – выставочный холл.

Большим окном, прорезанным в зале, обновленное здание «рекламирует» себя прохожим.

Разделивший со SVESMI победу в «Варшаве» консорциум «Спектрум + EMBT + А2ОМ» в данном случае задумался, как обновленное здание бывшего кинотеатра может помочь изменить всю периферию в целом, и обратился к «эффекту Бильбао». Авторы предположили, что знаковым, притягательным объектом неприметную сегодня постройку могла бы сделать яркая оболочка, к примеру, из рифленых металлических панелей.

Главный вход переориентирован на остановку общественного транспорта.

Внутренний объем консолидируется вокруг зала-амфитеатра, обстроенного быстровозводимой металлоконструкцией, не нагружающей стены. На внутренних террасах авторы постарались уместить максимум востребованных опций, которые пока редко у нас сочетаются под одной крышей: здесь и фитнес-центр с отдельным входом, и маленький рынок, и помещения воркшопов, и библиотека с выходом на крышу. А на крыше – теннисная площадка.

В остекленной пристройке-«воротнике» – спортивные магазины. Кроме всего вышеперечисленного, подчеркнута и коммуникативная функция. Архитекторы видят, что «Восход» мог бы стать площадкой для встреч местных жителей с представителями городской администрации, местом обсуждения различных насущных вопросов.

Участники консорциума «НОВОЕ + Практика + ZOLOTO Group + Хора + Проектная группа 8» для начала попытались узнать у местных сообществ, в чем у них есть потребность. Разговаривали с жителями и даже провели дизайн-игру. Выяснили, что не хватает центра дополнительного образования для детей и досугового – для взрослых, а также комплекса обычных сервисно-бытовых услуг типа ателье или фотостудии.

На основе исследований авторский коллектив предложил оборудовать в бывшем кинотеатре всесезонное общественное пространство, комьюнити-центр района, по флангам на верхних уровнях разместить открытые творческие мастерские и различные сервисы, в том числе административные, работающие по принципу одного окна.

На последнем этаже –  обустроить оранжерею с видом на город и стеклянной крышей-колпаком. Визуальную связь с улицей центр получает через окна-витрины, прорезанные в фасаде и сигнализирующие о новой жизни здания. Особое внимание в этом проекте уделено объединению (за счет сноса пристройки) здания и площади как универсального пространства для проведения различных мероприятий.

Консорциум Nowadays office/Aventica также постарался выявить проблемные точки района и пришел к тем же запросам – на детское дополнительное образование и места проведения досуга, прибавив к ним малопонятную практику взаимодействия с мигрантами. Был проведен тщательный анализ целевой аудитории и составлена целая система персономоделей – типажей людей, живущих и работающих в этом районе. На ее основе авторы построили сложную модель возможных взаимодействий, исходя из того, что потребителями и поставщиками услуг могут быть одни и те же люди. Так «Восход» стал бы площадкой обмена знаниями и навыками. Например, сотрудник местного НИИ железобетона мог бы проводить инженерные мастер-классы, студенты –  учить старшее поколение компьютерной грамоте.

Что касается архитектуры – было оставлено пятно прежней застройки, бывший кинозал превратился в «городскую гостиную» со спортивной площадкой, обстроенную по периметру визуально легкой этажеркой из проницаемых уровней. Над площадью фойе архитекторы предлагают надстроить три этажа для функций, требующих солнечного света – мастер-классов и кружков. И как и «Варшаву» объект предложено выделить из «будничного» окружения крупными, яркими арт-объектами, установленными, в частности, на общедоступной крыше.

«Студия 44» перенесла на «Восход» модель городской площади- амфитеатра (сampo) с примыкающими к ней встроенными объемами, развернуто представленную на примере «Варшавы», но в уменьшенном варианте. В маленьких кинотеатрах архитекторы предлагают интегрировать новые объемы, подстраивающиеся под разные функции, только с одной стороны. Пространство площади приспособлено для широкого диапазона мероприятий – собраний, лекций, уроков танцев, концертов и постановочных экспериментов.

Конкурс был объявлен по инициативе ADG group совместно с Москомархитектурой.

Организатор конкурса – Агентство стратегического развития «ЦЕНТР».

Пресс-поддержку осуществляет коммуникационное агентство «Правила Общения».

Сайт конкурса: www.cinemarenovation.com
 

Здание Центра задумывалось как «якорный объект» юго-западной части Йоркского Университета. Его построили на участке бывшей автостоянки, граничащем с природоохранной зоной. По мысли архитекторов, он должен был внедриться в ландшафт так же крепко, как скала, и так же легко, как облако. Пятиуровневая постройка получила замысловатую, неправильную форму. Нижний, остекленный этаж – самый большой по площади, в плане – прямоугольник с вырезанным в зоне входа углом. Верхние уровни имеют плавные очертания фигуры, не определившейся между кругом и овалом, при этом пятый, технический этаж меньше остальных и выглядит как павильон на крыше. Так в пирамидальной конструкции воплотился образ скалы. 

Обтекаемые верхние объемы заключены в стеклянную оболочку, частично «обернутую» навесной структурой из стеклянных и алюминиевых треугольников, собранных в соответствии со сложным, компьютерным алгоритмом. Эта «мозаика» волнистого абриса вибрирует и переливается на свету, «норовя» раствориться в атмосфере подобно облаку.

Примечательная постройка стала новым домом Высшей школы инженеров Lassonde (The Lassonde School of Engineering). Bergeron Centre for Engineering Excellence развивается на ее базе как учебный и исследовательский центр. Его цель – выпускать «инженеров эпохи Возрождения», то есть всесторонне образованных, креативно решающих проблемы и предприимчивых специалистов. В середине прошлого века школа Lassonde стала первой, достигшей равенства в числе студентов мужского и женского полов (в Канаде до сих пор сильны традиции раздельного обучения). Пространство образования, которое она сейчас построила совместно с ZAS Architects, – тоже революционный шаг и яркий образец учебного заведения будущего.

Главное, что здесь произошло – отказ от традиционной «линейной» иерархии коридоров, рекреаций, поточных и учебных аудиторий, профессорских и кафедральных кабинетов. Административные, преподавательские, технические и прочие вспомогательные помещения размещены на каждом этаже в центральном ядре, а классы, мастерские, лаборатории, лекционные и рекреационные зоны мозаично чередуются вокруг них, взаимопроникая в максимально открытом, гибком и трансформируемом пространстве.

Здесь нет поэтажного разделения на факультеты. Любая группа из любого отделения может забронировать секцию, подходящую для решения учебных, исследовательских или бизнес-задач в любом уголке здания. Созданы все условия для пересечения, общения, групповых и самостоятельных занятий студентов разных специальностей (механиков, электриков, гражданских инженеров).

В семинарских аудиториях нет обычных стационарных парт, их заменяют рабочие станции, максимально приближенные к настоящим рабочим местам. Они мобильны, легко перемещаются и перегруппировываются для воркшопов с разным количеством участников, оснащены системами подключения для различной техники и оборудования. Учебные помещения больше похожи на офисы  стартап-проектов, а мастерские – на дизайн-студии.

Здесь учат не только изобретать, но и доводить свои изобретения до прототипов, а также продавать их, и для презентаций проектов, на которые приходят представители компаний сферы высоких технологий, выделены специальные мультимедийные зоны. Большая гордость Центра – High Bay Material Lаb – занимающий отдельное помещение многоуровневый испытательный стенд, где свойства материалов и конструкций можно изучать на практике.

По всему зданию рассредоточены места для самостоятельных занятий, даже в коридорах и переходах встречаются уютные ниши со столиками, креслами, банкетками и досками для письма и рисования. Студенты Центра принимали активное участие в проектировании здания, и вся его внутренняя структура ориентирована на их нужды – учебные зоны занимают просторные помещения с лучшими видами – на лес, реку, деловой центр Торонто. Самые светлые, «сквозные» блоки отданы лабораториям. Внизу, у главного входа сосредоточены студенческие клубы. Есть даже лаунж-зона с говорящим названием Anarchist Club, куда преподаватели могут войти только с разрешения студентов.

Особенность дизайна интерьеров, помимо цветовой навигации, – повторяющийся треугольный паттерн, «заползший» внутрь с фасадного экрана. Треугольные грани моделируют черные, скульптурные лестницы, треугольными прорезями отмечены зонирующие перегородки, использованы потолочные светильники в форме треугольников. По мысли архитекторов, эта форма насыщает интерьер энергией и динамикой, повышающей продуктивность обучения. В целом же они стремились к спокойной, помогающей сосредоточиться среде с бодрящими, но не навязчивыми дизайнерскими акцентами.

Официальный сайт архитектурного бюро:  www.zasa.com

Общая площадь: 15 800.0 кв.м
Инженерия: ARUP Canada
Фасады: Blackwell Bowick Partnership LTD.
Программирование фасадной раскладки: Mesh Consultants
Ландшафт: Scott Torrance Landscape Architect Inc.
Генподрядчик: Laing O’rourke Canada LTD & Gillam Group Inc.
Бюджет: $63 млн (здание); $6 млн (ландшафтный дизайн)

Гостиница «Белград» является частью ансамбля Смоленской площади, сложившегося в 1975 году, когда по проекту Владимира Гельфрейха, Виталия Соколова и Александра Кузьмина были построены две одинаковые 20-этажные башни – корпуса гостиницы «Белград 1» и «Белград 2».

Градостроительные доминанты, фланкирующие подъезд к Садовому кольцу со стороны Смоленской улицы и поддерживающие здание МИДа, в первой половине XX века задумывались в стилистике сталинского монументализма. Но к 1970-м концепция  была переосмыслена в модернистском ключе, и две башни, одетые в стекло, алюминий и керамзитбетонные панели, поддержали здание МИДа не шпилями и декором, а вертикальным ритмом и «ребристостью» расположенных под углом элементов фасадных конструкций.

К 2003 году корпус «Белград 1» пережил существенную реконструкцию, получил овальную надстройку с панорамными ресторанами на кровле и стал пятизвездочной гостиницей «Golden Ring». Второй корпус до января 2015 года существовал как трехзвездочный отель «Белград», многие пространства которого не обновлялись со времен постройки. Cеть AZIMUT приобрела «Белград» с целью превращения в современный, комфортабельный отель и одновременно в свой флагманский объект в Москве. В столице этой компании принадлежат AZIMUT Moscow Tulskaya Hotel 3* на территории лофт-квартала «Даниловская мануфактура» и AZIMUT Moscow Olympic Hotel 4*. Модернизация старых гостиничных зданий – важный ресурс развития сети. Так, в Мурманске она недавно обновила гостиницу «Арктика», а во Владивостоке – отель «Владивосток».

Самым заметным преобразованием станет появление двухэтажной овальной надстройки на крыше с ресторанами и фитнес-центром. С одной стороны, это даст отелю дополнительные площади, с другой – выровняет симметрию с «Золотым кольцом». Главный архитектор проекта реновации «Белграда» Александр Бровкин (T+T architects) во время презентации концепции в отеле, состоявшейся 14 января, заметил, что есть цель сделать надстройку максимально воздушной, не утяжеляющей вид здания благодаря отражающим небо светопрозрачным конструкциям. Вокруг овального объема на крыше будет оборудована смотровая терраса с ограждением.

В основной части башни, где располагаются номера, деревянные стеклопакеты будут заменены на алюминиевые – с тонированными, защищающими комнаты от ультрафиолета окнами, их раскладка при этом не изменится. Глухие панели закроют крашеным стемалитом. Фасады будут дополнены декоративными ламелями, призванными подчеркнуть стройность здания,  углы – акцентированы камнем. Каменные панели сервисного «пояса» планируется почистить и отреставрировать, а остекление цоколя будет заменено на панели повышенной прозрачности, связывающие вестибюль здания и его обширную ритейл-зону с улицей. Не сильно выделявшийся прежде вход в отель будет подчеркнут дополнительным порталом.

Среди внутренних трансформаций следует отметить расширение номерного фонда с действующих до закрытия 236 комнат до 474. Генеральный директор AZIMUT Нotels пообещал, что это произойдет не за счет сокращения метража существующих номеров, а благодаря обустройству номеров на нескольких этажах, выведенных какое-то время назад из эксплуатации на реконструкцию, которая не была завершена. Кроме того, в сервисном трехэтажном поясе появятся шесть мультимедийных конференц-залов, рассчитанных на аудиторию от 50 до 250 человек. На реновацию объекта выделен бюджет в размере свыше 2,5 млрд рублей. Предполагается, что работы займут около 18 месяцев, но руководство компании, опираясь на опыт аналогичной реновации AZIMUT отель «Владивосток», полагает, что генподрядчик Interkom Group сможет справиться и быстрее.  

 Официальный сайт бюро: http://tt-arch.ru/

Заказчиком конкурса выступила Государственная корпорация по атомной энергии «Росатом», организатором –  ее «Историко-культурный центр» ( частное учреждение). Создание павильона Атомной энергии на территории ВДНХ «Росатом», структура которой состоит из более 40 предприятий и музейных объектов в их числе, считает важной задачей. Ведь при наличии значительного числа экспонатов  в стране нет центрального выставочно-образовательного центра, посвященного истории создания и перспективам развития атомной отрасли. А интерес к этой теме большой, что доказала выставка «70 лет атомной отрасли. Цепная реакция успеха», прошедшая в сентябре 2015 года в ЦВЗ «Манеж»: за 25 дней работы экспозицию посетило более ста тысяч человек.

Павильон атомной энергии (15 000 квадратных метров) планируется построить на участке площадью 0,69 гектара. Он должен иметь несколько уровней, включая подземный. Жюри оценивало объекты по параметрам: технологичность, инновационность, экологичность, интеграция объекта в территорию ВДНХ. В поддержку проекта UNK project высказались: главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов, генеральный директор ВДНХ Екатерина Проничева, архитектор из Нидерландов Рэм Кулхаас, главный архитектор бюро «Остоженка» Андрей Гнездилов,  директор музея современного искусства «Гараж» Антон Белов и другие члены жюри и приглашенные на заседание эксперты.

При создании образа здания архитекторы победившего бюро старались уйти от буквально прочитываемых ассоциаций с атомом или атомной энергетикой. Прежде всего, они стремились создать комфортную, адаптивную среду для посетителей ВДНХ. Посетитель, оказавшись в данном пространстве, будет считывать новый код атомной энергетики – Открытость. Доступность. Информативность. Интерактивность.
«Самым сложным в этой задаче было выразить визуально то, что невозможно выразить. Показать то, что невозможно увидеть. Это движение атома, движение частиц, – комментирует проект Юлий Борисов, управляющий партнер UNK project. – Мы предложили вариант достаточно дерзкий с точки зрения реализации – сложную форму с большой консолью. Она выражает драматическое противостояние пустоты и наполненности».
Консоль, покрывающая универсальное выставочное пространство временной экспозиции, может интерпретироваться как волна, плавная траектория движения электрона в атоме, абстрактная динамичная форма, символизирующая энергию. Своим изгибом она поддерживает пластику купола павильона «Космос» и образно с ним взаимодействует.

В проекте архитекторы уделили максимум внимания интеграции Павильона в существующую архитектурную среду – мелкая ребристая фактура тяготеет к свойственной окружению мелкой пластике исторических фасадов. Еще одна сложившаяся традиция – проектировать на ВДНХ павильоны с дворами или оформленными открытыми пространствами вокруг (павильоны Белоруссия, №2, №69 и т.п.).

Павильон корпорации «Росатом» представляет собой структуру простой геометрической формы. Надземная часть разделена на две зоны по диагонали — открытую и закрытую. Открытая часть имеет остекленный фасад. Она является универсальным выставочным пространством, предназначенным главным образом для сменной экспозиции и активного транзита публики. Огромная стеклянная «витрина», с постоянно сменяющейся экспозицией и свободным доступом, сделает павильон точкой постоянного притяжения посетителей.

А по вертикали пространство павильона может быть разделено на три основные части. Подземная часть – залы фундаментальных знаний. Уровень первого этажа – постоянно сменяемая экспозиция, новые образовательные и тематические выставки. Верхняя часть – зона свободного общения, взаимодействия между людьми. Атриум объединяет общественное пространство ВДНХ с зоной временной экспозиции. Данное решение стирает границу между зданием и улицей, и позволяет привлекать больше случайных посетителей, которые затем приобщаются к информационной среде павильона.

Юлий Борисов, соучредитель и главный архитектор бюро UNK project:
«Я вырос в семье физиков. Поэтому лично для меня — это не просто интересная задача. Приступая к работе, мы выделили для себя 3 направления. Во-первых, выставочное пространство – это всегда некий «кубик», внутри которого происходит действие. Во-вторых, мы отдали дань уважения предыдущей «стекляшке» 70-х годов. В нашем павильоне присутствует ее трансформация, но на современном технологическом витке. В третьих, важно было совместить образ здания, его философию и понимание атома с бытовыми вещами, т.е. с функциональностью. Исходя из экологических и функциональных требований, мы сделали эксплуатируемую «зеленую» кровлю. На ней размещены кафе и смотровая площадка. Таким образом, мы по максимуму используем возможности участка.
Росатом - это технологии, нацеленные на будущее. И Павильон, в первую очередь, должен отражать подходы будущего, а не современности или прошлого. В своем проекте все это мы и попытались выразить».

Руководитель авторского коллектива: Юлий Борисов. Авторы проекта: Ольга Полёткина, Александр Пупышев, Павел Култышев, Лоренцо Маттана, над проектом работали: Мария Ионцева, Александра Горина, Евгений Незамайкин, Наталия Сакс, Андрей Шмелев, Стивен Шалли. Инженер проекта: Александр Цукерман.

Сайт бюро: www.unkproject.ru

Сергей Кузнецов: «Я считаю, что Москва в смысле взаимодействия архитектуры и воды – город удачный. Многое было сделано для этого при реконструкции по генплану 1935 года. В центре вдоль набережных появилась целая череда торжественных перспектив, и они часто вдохновляют и фотографов, и художников. Однако мне лично больше нравится рисовать не открыточные, знаковые, а какие-то душевные, не растиражированные виды. Например, недавно, как удобное место и эффектный объект для рисования, я открыл для себя Андреевский мост. 

В ноябре, вы знаете, в Москву приезжал известный американский акварелист и архитектор Томас Шаллер. Для него мосты – вообще отдельная тема. И здесь он успел сделать ряд зарисовок, но поскольку было холодно, что-то, в частности Крымский мост, он сфотографировал для будущих работ. 

Очень живописное место Красный Октябрь. Еще мне, как ни странно, нравится сюжет Москва-Сити. Наверное, в силу своей острой урбанистичности. Так же приковывают мое внимание небоскребы Шанхая и Гонконга. Отражения в воде превращают их в нечто сюрреалистичное. 

Особым магнетизмом обладают промышленные и портовые зоны. Там не всегда удобно подобраться к воде и найти выигрышную точку, но их мотивы дают пространство для воображения тем, кто любит рисовать индустриальные объекты и механизмы. Меня в этом смысле завораживают работы Леббеуса Вудса. В таком же духе вполне можно представить и московский Западный порт сегодня.

Архитектурные ситуации с водой, фантастические и реальные, мастерски рисует Сергей Чобан. Реальные в большей степени связаны с Санкт-Петербургом, но и в Москве он тоже нашел фактурную натуру.

Мне кажется, что в рисунках для этой номинации архитекторам  было бы интересно представить какую-то новую застройку рядом со старой, существующей. Мы так экспериментировали в Вышнем Волочке, когда делали проект для венецианской Биеннале 2010 года. Там есть каналы, и эти районы чем-то даже напоминают Венецию. 

Любопытно было бы увидеть на конкурсе и эскизы к проектам. Я по собственному опыту знаю, что, когда архитекторы проектируют здания на воде, они всегда думают о том, как объект будет с ней контактировать. Например, Дворец водных видов спорта в Казани, над которым я работал в SPEECH, разрабатывался как здание на реке. Он стоит на берегу Казанки, на искусственных насыпях, и набережная там еще не вполне благоустроена, но мы в эскизах ставили акцент именно на этом ракурсе, предполагали, что между зданием и водой будет оживленное общественное пространство, и надеюсь, что когда-нибудь, с развитием набережной,  так и будет. А тема отражений здесь в полной мере раскрылась в интерьере –  бассейны стали эффектными зеркалами для деревянных конструкций. 

В последнее время я развиваю акварельную технику, но для прорисовки архитектурных ландшафтов над водой можно взять и перо, например. Так, в Гонконге я рисовал береговые сюжеты, и этот инструмент оказался самым подходящим, чтобы подчеркнуть драматичную линию горизонта».

Работы в номинацию «Москва: архитектура и вода» на конкурс АрхиГрафика 2015-2016 принимаются по 10 января 2016 включительно.

Подробности - на странице номинации.

Приз победителю - билет Москва-Рим-Москва, приуроченный к датам выставки "Только Италия!", которая открывается в Риме 24 мая 2016 года.

2 декабря в московском ЦДА по приглашению оргкомитета конкурса «АрхиГрафика» и Союза московских архитекторов Евгений Асс прочел лекцию «За горизонтом». Его выступление продолжило серию встреч, раскрывающих профессиональную позицию и мировоззрение архитекторов через их рисунки. Евгений Викторович признался, что рисует постоянно, но сам не всегда понимает, зачем и что именно, и, кажется, во время лекции проговаривал какие-то вещи не только для аудитории, но и для себя cамого. Его графика – одновременно простая и сложная, как любой выход из повествовательной предметной формы в абстрактное пространство, допускающее множественность значений.

Известно, что в архитектуре Евгения Асса интересуют визуально трудно выразимые вещи – тактильные, слуховые и другие ощущения, и его листы – как безграничные экспериментальные поля, на которых эти ощущения получают зримые формы. Сторонний наблюдатель не всегда найдет во многих из рисунков автора прямую связь с архитектурой, но в контексте его творчества и жизни она проясняется. Мы публикуем по материалам лекции ряд графических произведений Евгения Асса с его комментариями.

Евгений Асс: «Не всегда понятно, зачем люди рисуют, и что они хотят этим сказать, почему вообще возникает желание что-то такое на бумаге представить. Меня, наверное, заставляет рисовать сам факт прикосновения чем-то – а прикасаюсь я преимущественно карандашом – к бумаге. И когда-то я нашел замечательное подтверждение своему ощущению от этого прикосновения в стихотворении Владимира Набокова про Санкт-Петербург: «Я помню, над Невой моей бывали сумерки, как шорох тушующих карандашей». Все дело, наверное, вот в этом шорохе, шуршании тушующих карандашей.

Что происходит в момент прикосновения к бумаге? Происходит воплощение какого-то чувства, какого-то ощущения. Это один жест, одно движение. Что мне всегда нравилось в рисунке – так это сведение к минимуму. Как минимизировать средства, чтобы предмет остался узнаваемым? Я иногда рисую архитектуру с натуры, но мне совершенно не нравится рисовать ее во всех подробностях.

В 1993 году я довольно длительное время жил в Чикаго, и рисовал его из окна небоскреба, откуда был виден весь даунтаун. При этом все время дул ветер, что и проявилось в рисунках. Мне нравится, когда есть сильный ветер – он дает возможность широкого движения руки.

А в этом рисунке вроде бы нет явной архитектурной формы, но он про архитектуру, про присутствие жизни в темноте.

Мне важны в графике физиологические ощущения, пространственные переживания, связанные с архитектурой. К примеру, кафельный пол на балконе. На него падает тень от ограждения. Если положить бумагу прямо на пол, а потом штриховать, то получается примерно вот так:

Я люблю технику притирания, передавливания фактуры – то, что по-английски называется rubbing. Это непосредственная связь с материалом архитектуры, ощущение фактуры, швов, размера.

Горизонт. Важная история в моей художественной практике. Горизонт, наверное, всех завораживает. Это единственный реальный объект, который при изображении не имеет масштаба. Архитектура в изображениях почти всегда меньше, чем в натуре. А с линией горизонта непонятно – то ли это фрагмент морского пейзажа, то ли кусок плинтуса, то ли сильно увеличенная часть спичечного коробка.

Горизонтальность как черта, разделяющая верх и низ, небо и землю, жизни и смерть – сложная, многослойная метафора, изображение которой меня сильно волнует. Если я сижу за столом, я чаще всего провожу на бумаге горизонтальные линии. Сам не знаю, что это означает. Иногда это приобретает характер полноценного пейзажа, иногда более сложной конструкции – появляются горизонтальные слои. Разные горизонты соответствуют разным настроениям, состояниям, душевным движениям. Цвет использую довольно редко, но иногда чувствую необходимость его включить – мелками, цветной бумагой.

У меня есть душевно-физиологическая проблема. Если я в течение года не съездил куда-то, где есть большое открытое пространство, то чувствую себя очень плохо, как будто глаза задыхаются, мне становится тесно и как-то душно, и в этом смысле морские пейзажи для меня очень целебны. Приехав на море, я рисую что-то такое, опять же, не очень понятное мне самому. Вроде бы берег, вроде бы море, вроде бы облако, и  становится легче. Много пейзажей нарисовано в Латвии. Балтийское море специфически серое, там цвета не много, и глаз отдыхает.

Ландшафты. Отдельная тема. Все, что я делаю, я ощущаю как часть ландшафта, и без этого я не понимаю архитектуру. Вот так я представляю себе хорошую архитектуру: где-то в снегу стоит домик, такой непритязательной формы, но там есть тепло, там есть жизнь, там есть энергия. Он –  единственное энергетическое пятно в бескрайнем ландшафте. Эта тема меня вообще преследует и завораживает.

Реальность листа для меня часто оказывается важнее объективной, окружающей реальности: потому что та реальность, что на листе, она уже моя, я ее присвоил, сконструировал, и она обладает свойствами, принадлежащими только мне. В то время как реальность, которую я вижу, разделяется всеми людьми.

Лес зимой. Здесь важнее всего ритмы. Мне кажется, это очень музыкальная вещь.

А здесь, наверное, идет снег.

В 91 году в момент путча я находился в Эстонии. Погибая от непонимания, как жить дальше, лежал на море и без конца рисовал тростники. Нарисовал несколько альбомов тростников разного калибра. Дул сильный ветер, тростник шумел, и этот шум остался в рисунке, по крайней мере, я его до сих пор слышу. Постепенно я сводил объект изображения к минимуму, к окончательному выдоху и легким колебаниям.

Еще есть пейзажи, ландшафты, нарисованные будто из самолета. Это места, где я был. На них указаны точки с географическими координатами. В России, Франции, Эстонии, Болгарии. Мне очень нравится пластика земли, и когда я ее рисую, заштриховываю, то будто выкашиваю поле, обхожу эту землю своими ногами.

Геометрия. В геометрии меня интересуют соотношения и отношения фигур. Например, очень плотного и жесткого, монолитного прямоугольника и очень мягкого, хрупкого, полупрозрачного яйца. Никогда не делаю жестких краев, мне не нравятся линии как таковые. Обычно края в моих композициях образованы границами тона. Важная тема – расположение изображения на листе. Когда изображение заполняет не весь лист, а его фрагмент, весь лист становится чем-то иным.

Честно скажу, мне не нравились уроки академического рисования. Рисовать гипсы было скучно. Я всегда рисовал что-то другое. Сергей Васильевич Тихонов, заведующий Кафедрой рисунка в МАРХи, меня успокаивал: «Ничего, что ты плохо рисуешь – много архитекторов плохо рисуют, нет прямой взаимосвязи между хорошим рисованием и хорошей архитектурой». Поэтому экзамены по рисунку в школе МАРШ мы отменили за ненадобностью. Однако, практику рисунка от руки у студентов всеми силами поддерживаем как незаменимый компьютером опыт телесного переживания архитектуры и способ выражения мыслей. Ведь что такое рисунок? Мне часто вспоминается высказывание венского архитектора Хайнца Тезара: «Рисунок – это давление мысли на карандаш».

Я рисую просто и простые вещи, но это не значит, что я не могу оценить какую-то мастерскую, технически изощренную графику. Главное, чтобы в ней была мысль, чтобы понятно было, ради чего потрачено столько времени и труда».

На протяжении 20 лет Томас Шаллер (Thomas W Schaller) занимался архитектурной практикой в Нью-Йорке. Разрабатывал градостроительные концепции и выполнял визуализации проектов. Затем переехал в Лос- Анджелес, где полностью посвятил себя искусству акварели. На сегодняшний день Шаллер является одним из самых известных архитектурных пейзажистов мира. Он — лауреат множества наград, в том числе самой престижной премии в области архитектурного рисунка — Hugh Ferriss Memorial Prize. Почетный президент Американского общества архитектурных иллюстраторов (ASAI). В этом году вошел в состав Жюри Международного конкурса архитектурного рисунка «АрхиГрафика 2015-2016». В ноябре по приглашению главного архитектора Москвы Томас Шаллер побывал в российской столице и представил свое творчество в рамках презентации книги Сергея Кузнецова «Архитектурные рисунки» в ГМИИ им. А.С. Пушкина, где нам удалось с ним поговорить.

На своем сайте в автобиографии Вы пишете, что решение оставить архитектурную практику и стать свободным художником далось Вам непросто. Чего Вы боялись?

Сложный вопрос. Это были трудности личного характера. Я боялся слова «художник». Мне оно казалось слишком возвышенным и обязывающим. Казалось, что называть себя так – значит слишком много о себе думать. Однако со временем я пришел к выводу, что не ты выбираешь, быть тебе художником или не быть, а это призвание, которое выбирает тебя само. Либо ты художник, либо не художник. И это не означает, что ты лучше или хуже кого-то. Просто так есть и все. 

Следующий вопрос Вам, наверное, часто задают: кто из рисующих архитекторов прошлого или современности Вас вдохновляет?

Как ни странно, я этот вопрос слышу редко: не все помнят, что многие архитекторы были и являются прекрасными художниками. В первую очередь назову Пиранези – он неподражаемо соединял совершенство графики, художественную экспрессию и гипнотические пространственные истории. Подолгу могу рассматривать визионерские композиции Булле. Большое влияние на меня оказали мастера британской школы начала XIX века, Эдвард Лаченс например. Особенно я ценю умение англичан вписывать архитектуру в природный контекст, и это умение напрямую связано с их пейзажной живописью. Не могу не упомянуть Хью Фэрриса, автора XX века, который мастерски перевел архитектурную графику на язык современности. Очень люблю рисунки русских конструктивистов, особенно Якова Чернихова, в моей коллекции есть пара его графических произведений.

Почему из всего многообразия художественных техник и инструментов Вы предпочли акварель?

Как художника меня больше всего вдохновляют эффекты света и тени. Я пробовал выражать игру и борьбу этих противостоящих сил в самых разных техниках. Ни одна в этом плане не сравнится с акварелью. Кому-то нравится рисовать акварелью плотные фигуры, для меня же самое главное – ее прозрачность, светоносность. В текучести и интуитивности акварели проступают сердце и рука художника, и поэтому для меня она – оптимальное «медиа».

Как вы рисуете городскую архитектуру? Сначала делаете эскизы с натуры на пленэре, а потом заканчиваете в студии, или как-то по-другому?

Все, что я рисую, основывается на моих пленэрных эскизах. Иногда я начинаю и заканчиваю работы на улице. В некоторых случаях, особенно если это крупноформатные вещи, доделываю их в мастерской. Но мои рисунки далеко не всегда педантично следуют натуре. Я скорее изображаю чувства, которые она у меня вызывает.

Вы много путешествуете по миру. Какие города Вам нравится рисовать больше всего?

Это Берлин, Прага, Гонконг. Конечно, Париж и Рим. Нью-Йорк – моя любовь, и Киото –  город потрясающей красоты. И вот в Москве я всего несколько дней, но мне не хочется делать ничего другого, кроме как рисовать. Здесь буквально на каждом шагу встречается что-то великолепное. Я счастлив, что имею возможность путешествовать, но в то же время убежден в том, что настоящему художнику не нужно далеко ездить, искать какую-то экзотическую натуру. Он способен найти красивые, достойные рисунка объекты даже у себя во дворе. 

Одна из номинаций конкурса архитектурного рисунка «АрхиГрафика 2015-2016» посвящена взаимодействию архитектуры и воды в Москве. Та Москва, которую Вам уже удалось увидеть, – интересный с этой точки зрения город? Или наша ноябрьская погода не позволила оценить всю картину по достоинству?

Москва в такую погоду –  а надо сказать, я считаю такую погоду красивой –  удивительным образом напомнила мне Северную Ирландию. Хотя там я путешествовал в основном по сельской местности, но встреча двух природ –  живой и рукотворной, мне кажется неуловимо схожей с тем, что я увидел здесь, в мегаполисе с рекой и ее холмистыми берегами. Вода подчеркивает великолепие многих московских зданий, и я уверен, здесь можно найти немало эффектных точек и видов.

Расскажите о своих архитектурных фантазиях. Какие темы, миры живут в Вашем воображении?

Когда я смотрю на реальные сооружения, то всегда думаю о том, что было в голове у их создателей. Часто идеи архитектуры меня волнуют и очаровывают больше, чем сами здания. И в своих работах я пытаюсь отобразить идеальные образы, стоящие за постройками. Иногда существующие здания превращаются в моем воображении в фантастические, иногда наоборот – мои фантазии материализуются. Это стирает в сознании границу между реальностью и вымыслом, мое творчество существует на их стыке.

На чем Вы специализировались как архитектор?

Я участвовал в конкурсах на крупные проекты, создавал градостроительные концепции. Ко мне приходили девелоперы и до разработки проекта просили рассказать, как я представляю себе город или какое-то здание. Причем ключевым моментом для них было мое воображение. Постепенно я стал работать сам на себя, и уже не отталкивался от установок клиентов, а руководствовался только своими идеями.

Насколько в США востребована профессия архитектурного иллюстратора, рисующего вручную?

В последнее десятилетие ситуация существенно изменилась в США, да и по всему миру.  Думаю,  прежде-всего из-за экономических обстоятельств. Спрос в этой сфере упал. Сейчас примерно 95% визуализаций приходится на компьютерную графику.

Деятельность ASAI – Американской ассоциации архитектурных иллюстраторов, одним из основателем которой Вы являетесь, как мы знаем, направлена на то, чтобы поддержать применение не только компьютерных медиа, но и ручной работы. Есть надежда, что спрос на нее вернется?

Да, и это уже потихоньку происходит. За последние три года интерес к ручной архитектурной графике заметно вырос. Я сам редко берусь за заказы, но знаю, что заказчики все чаще хотят видеть интуитивную природу проекта, больше его эмоциональную сторону, а не только техническую, хотя в идеале, конечно, нужно их сбалансированное сочетание.

Вы участвовали в Жюри многих смотров архитектурной графики и, наверное, сформулировали для себя какие-то критерии оценки конкурсных работ. Каковы они? Участникам нашего конкурса «АрхиГрафика 2015-2016» будет интересно и полезно узнать Вашу позицию как члена Жюри.

Да, я часто входил в Жюри конкурсов архитектурного рисунка и других художественных конкурсов…Признаться, я не очень люблю судить чужие работы и определять: вот это «правильно», а это «неправильно». Понятно, что в искусстве есть свои законы, но их не должно быть слишком много. Однако, когда я берусь судить, то главным критерием для меня является идея, какая-то история, страсть. Если в работе есть страсть, ее всегда видно. Конечно, техническое мастерство важно, но если оно доминирует над идеей, то получается простая иллюстрация, а не искусство. Опять же, в идеале между ремеслом и эмоциями должен быть баланс.

Вам уже удалось заглянуть на сайт конкурса?

Да. И я был потрясен. Такой высокий уровень качества графики, что даже пугает.

Я пока не буду спрашивать, какие работы Вам понравились. Их прием еще продолжается. Но, возможно, Вы могли бы что-то посоветовать тем, кто участвует в этом конкурсе, и вообще всем, кто рисует архитектуру.

Что бы я посоветовал…Мы все легко поддаемся искушению увлечься какими-то средствами выразительности или техническим мастерством. Это, конечно, замечательно, но иногда приводит к риску перегрузить работу. Лучше сделать проще, чтобы рисунок был четкий и ясный, а идея звучала сильнее. То есть нужно сделать хорошо, но не слишком много.

Сайт Томаса Шаллера: http://thomasschaller.com/

Роман Крихели – основатель компании Proekt Agency. Это агентство, помогающее застройщикам создавать и продавать объекты. В нем разрабатываются концепции, стратегии продвижения, брендинг и реклама объектов недвижимости. Среди проектов компании – бренд комплекса ОКО в МДЦ «Москва-Сити», построенного Capital Group по архитектурному проекту международного бюро SOM. Высотное строительство – одна из ключевых тем бизнес-исследований Романа, и по просьбе Archplatforma.ru он рассказал об актуальной тенденции в проектировании небоскребов, игнорировать которую уже невозможно.

Небоскреб как будущее в прошлом и наоборот.

Еще полтора века назад образ высотного здания сопрягался с устремленностью в будущее, в царство технического прогресса. Апартаменты в небоскребе были непременным атрибутом финансового успеха, элитарного статуса. И вот прошло сто лет, «небожители» устали от стекла, бетона и камня, и стали больше ценить малоэтажную загородную жизнь. Так постепенно стало набирать силу обратное движение, от машины к человеку,  от техники – к природе. Но далеко не все горожане, даже те, кто может себе это позволить, рвутся жить вдали от мегаполисов, суетливых, но одновременно светящихся энергией деловых и культурных событий. Города при этом по известным причинам – людей все больше, земли все меньше – продолжают расти вверх. По прогнозам к 2050 году в них будет жить  80% населения Земли. Так что небоскребы – это наша судьба.

И сегодня в практику строительства высоток в разных странах мира успешно внедряются гибридные решения, позволяющие наслаждаться головокружительными видами и одновременно – и что самое важное –  не выходя из дома – природой. Из последних, еще нереализованных проектов меня в этом смысле поразил комплекс «Алмазный Лотос» (проект Vo Trong Nghia Architects), который строится во Вьетнаме, в Хошимине, всего в 3-4 км от центра города. Это три жилые «пластины», крыши которых соединены мостами-переходами. На каждом балконе высаживается бамбуковая рощица. Прочные, ветроустойчивые стебли будут радовать взор и защищать квартиры от жары. А на крышах и между ними – полноценный парк с бульваром, газонами, растительностью, по которому могут гулять жители домов. Но это все же не вполне «небоскребы» – в них всего по 22 этажа,  есть и более амбициозные в плане высоты «зеленые» проекты.

Известно, что человек чувствует себя комфортно, когда все ему соразмерно. Однако любой небоскреб, изначально, не соответствует  масштабу человека. Это исполин, психологически человека подавляющий. Чтобы соотнести эти масштабы, создать уютную жилую среду и поддержать экологическое равновесие в городе, разрабатываются целые программы. 

В Париже, например, в настоящее время реализуется инициированная городскими властями концепция вертикального зеленого строительства «Paris Smart 2050». В нескольких округах по проекту бюро Vincent callebaut architectures будет построено 8 экобашен. У каждой из них свое предназначение.

Одна башня, например, вырабатывает кислород, другая очищает воду. Башни «Бамбуковые гнезда» в 13 округе предполагают разведение огородов на террасах, защищенных «бамбуковым» парусом. Вдобавок этот парус преобразует энергию ветра в электричество. Благоприятные условия для растений собираются поддерживать с помощью специальных биореакторов.

Еще один пример «зеленой» застройки европейской столицы — проект голландского архитектурного бюро MVRDV. В Зюидас, деловом районе Амстердама, собираются строить  многофункциональный центр Ravel Plaza, который можно сравнить с московским Сити, только разница в том, что в Амстердаме объект общей площадью 75 000 квадратных метров будет утопать в зелени. Комплекс представляет собой три разноэтажные башни,  соединённые между собой террасными переходами-бульварами, где пересекаются общественные и приватные зоны. Сами башни запроектированы с эркерами, балконами и террасами, предполагающими обильное озеленение. 

Из уже реализованных «садово-растительных» высотных проектов, самый известный, пожалуй – Bosco Verticale («Вертикальный лес») авторства архитектурной студии Cтефано Боэри. Их строительство шло пять лет. В итоге в новом районе миланских высоток Porto Nuovo появилось две жилые «зеленые» башни. Самая высокая из них поднимается на 112 метров, другая – на 80.

На ступенчатых бетонных балконах высажено в общей сложности 780 деревьев и кустов, тысячи кустарников и цветов. Каждый балкон – своеобразный индивидуальный сад. Весь зеленый массив служит отличной звукоизоляцией, защищает от пыли, резких  порывов ветра и прямых солнечных лучей. В зависимости от времени года башни естественным образом меняют свой фасад. Так что перед нами идеальный вариант разнообразия городского ландшафта в «новых районах». А для владельцев квартир – супер комфортное жилье. И неудивительно, что стоимость квадратных метров в такой башне значительно выше, чем в обычных высотках...

В Москве же квартиру в небоскребе еще c трудом воспринимают  как место постоянного жилья. В «Москва-Сити», например, зачастую покупают квартиры для тусовок и деловых встреч. На сленге такие апартаменты называют « квартирой для пиджака ». А в Европе посредством «гуманизации» небоскребов людей подводят к тому, чтобы они покупали недвижимость в высотках как постоянное жилье.

Кантри-стайл как идеальное устройство небоскреба

Зелень делает башню человечней и понятней.  Еще один из способов достичь это –  внедрение  «деревенского уклада», нового, очень перспективного «лайф-стайл» формата для высоток. 
Что такое деревенская жизнь: все всех знают, общаются, как минимум, здороваются… В городском доме вышел из квартиры – перед тобой огромный коридор. Где твои друзья, где враги, где соседи? Ты сам по себе, песчинка. А в деревне открытая социализация, «комьюнити», сообщество, где ты свой. 

Я думаю, что в больших башнях должны появляться маленькие уютные заведения, соразмерные масштабу человека, где резиденты могли бы знакомиться со своими соседями. Конечно, уютные кафе, магазинчики и книжные лаунж-зоны – не в деревенском стиле, разумеется, но суть в том же – в коммуникациях и психологическом комфорте жизни среди знакомых людей. Получают распространение и самые настоящие сельские практики.
В 2010 году в  США в Бруклине на крыше здания Brooklyn Grange появилась большая «кровельная» ферма. На площади  свыше гектара растут овощи, фрукты, зелень… даже пасека есть, где собирают мед. Урожай снимают круглый год и поставляют в окрестные лавки и ресторанчики. 

Идеальную зеленую башню в центре Москвы не построишь, так как есть ограничения по высоте, а вот где-нибудь в районе Мосфильмовской может отлично получиться. Я представляю ее с какими-то вкраплениями: локальное озеленение или ярусное. И обязательно с фермой на крыше. Снабжение кабачками целого района Москвы наша крыша не осилит, а вот ресторан и небольшой рыночек в самой башне — вполне. А сами жильцы смогут не только наслаждаться плодами фермы, но и гулять по ее грядкам и показывать городским детям, как фрукты-овощи растут, о чем они порой вообще не имеют никакого представления. Это интересно, полезно и прикольно.

В принципе выращивать можно все, от лука до мандаринов. Многое зависит от технологий: теплицы, специальные лампы, грунты и т.п. Ну, если даже в московских городских усадьбах XIX века ананасы выращивали, то почему это нельзя  делать на крыше московских небоскребов?
Основная идея состоит в том, что большинству людей комфортно то, что сделано в рамках человеческого масштаба. Это относится к реальному масштабу и к масштабу отношений, к человеку как к обитателю башни. Или ты сам по себе, а башня сама по себе, или ты –  часть этого микрокосмоса. Создание общечеловеческой атмосферы является залогом комфортной жизни.

Наш рынок недвижимости постепенно готовится к появлению таких «нестандартных» проектов. Кончено, у нас еще сильны представления о том, что идеальная крутая высотка — это гипертрофированная «сталинка» или палаццо, или сразу космическая ракета, готовая к старту.  При выборе жилья — первое, что имеет значение, это локация, потом цена, а на третьем месте – всякие разные фишечки и фасилитация. Человек, конечно, проживет и без фермы на крыше. Но при равных условиях по первым пунктам, его, скорее всего, привлечет зеленый проект. При этом репутация девелопера поднимется на новый качественный уровень, где понятия культуры, просвещённости и ответственного отношения к природным ресурсам имеют особое значение.

Еще недавно бурная урбанистическая экспансия в Китае сметала на своем пути все старое, что не казалось ценным, и стремительно возводила новое. Сегодня процесс развития городов постепенно входит в русло общемировых тенденций к переосмыслению и регенерации имеющихся ресурсов. Фармацевтическую фабрику в округе Цзыбо (провинция Шандунь) построили в 1943 году за историческим центром, рядом с железнодорожной станцией. В связи с ростом города и необходимостью строительства жилья на прилегающих территориях производство перенесли в другой район, а здания – три цеха и несколько огромных складов – потихоньку начали ветшать.

Опустевшую индустриальную зону быстро освоили художники – сначала как экспериментальную, неофициальную площадку, затем институционально – территорию отдали Музею изящных искусств «Великая стена» (The Great Wall Museum of Fine Art).  Приспособлением объекта к новой художественной жизни занялось местное бюро Archstudio. Основную проблему участка, застроенного длинными прямоугольными «коробками», архитекторы увидели в разобщенности корпусов и отсутствии связей между помещениями и внешним пространством комплекса. Было предложено пустить вдоль зданий крытую, остекленную галерею-переход, огибающую корпуса прозрачной, светящейся в темноте лентой. Она несколько смягчила скучный техногенный облик сооружений, соединила их и обеспечила музей дополнительной площадями в 3795 кв.м.

В галерее обустроили книжный магазин, чайную, лекционный зал и прочие сервисы, сразу привлекающие своей жизнью посетителей, входящих в комплекс. При этом некоторые фасадные секции могут раздвигаться и раскрывать часть помещений во двор.

С выставочными залами интерьеры этой промежуточной зоны объединяют напольные покрытия стального цвета – в прозрачном переходе это действительно стальные листы, в залах – наливной бетон. Внутри архитекторы постарались сохранить всю фабричную фактуру со следами времени, аккуратно вписав в нее необходимое музейное оснащение – белые экспозиционные стены и кронштейны со светильниками.

Сохранен и лаконичный дизайн открытого пространства между корпусами. Участок засыпали гравием и  зацементировали, найдя, однако, места и возможности для посадки деревьев. На фабрике их никогда не было из-за подземных коммуникаций бомбоубежищ. Новая функция не только вернула в бывшую промзону активную деятельность, но и впустила на ее территорию природу.

Архитектура： Design Studio: Han Wen qiang、Cong Xiao、Huang Tao

Официальный сайт архитектурного бюро:  archstudio.cn

 Чино Дзукки (род. в 1955 году в Милане) учился в Массачусетском Технологическом институте (M.I.T), затем в Миланском Политекнико, где преподает с 1980 года и в настоящий момент является профессором курса архитектурной и градостроительной композиции. Одновременно с преподаванием Дзукки занимается и исследовательской деятельностью, пишет книги и статьи для журналов «Domus», «Casabella», «Lotus international», «Arch+2, «Intersezioni», «Bau» и др. Неоднократно выступал в качестве организатора и работал над оформлением Миланских Триеннале и экспозиций Венецианской архитектурной биеннале. Основатель и руководитель международно известного бюро Cino Zucchi Architetti.

У Вашего бюро много проектов и реализованных объектов, и они очень разные по облику и содержанию. Есть ли в Вашем архитектурном языке базовые, общие для всего, что вы делаете, «термины» или для каждого проекта подбираются cвои новые «слова»? 
Я полагаю, что выработал не какой-то специфический язык, а подход, способ видения. Архитектура двойственна. С одной стороны, она – фон повседневной жизни. Если представить жизнь в виде бульона, то архитектура – котелок, в котором этот бульон варится. Правда, сейчас архитектура так сильно дает знать о своем присутствии, что порой замещает, а не вмещает жизнь. С другой стороны, пространственные характеристики архитектуры иногда сами определяют формы и форматы человеческой деятельности. Мы проектируем в Италии и за рубежом, и каждый раз из особенностей места, бюджета, заказчика, законодательных ограничений складываются неповторимые условия. И в них от концепций общего характера, которые имеют широкую сферу применения, мы приходим к узконаправленной идее, работающей в данном, конкретном месте. Возможно, кстати, как раз в привязке к месту и состоит отличие архитектуры от дизайна.

Какая архитектурная школа, личности или, может быть, идеи повлияли на Ваше профессиональное формирование?
У меня странное образование. Сначала я учился в Массачусетском технологическом университете, где на архитектурном факультете было много математики и физики. Потом вернулся в Италию, где архитектуру преподавали, погружая в исторический контекст. То есть взял лучшее от двух миров – научную американскую культуру и гуманитарную итальянскую. Я не могу сказать, что продолжаю дело кого-то из своих непосредственных учителей, но есть любимые архитекторы, творчеством которых я восхищаюсь. Мне близка архитектура послевоенного итальянского рационализма – Франко Альбини, Инъяцио Гарделлы и Луиджи Каччи, которому недавно, кстати, исполнилось 102 года. Мне нравятся работы шведа Гуннара Асплунда и такого, наверное, малоизвестного автора, как Йозеф Франк из Вены, люблю многих японских мастеров – всех тех, кому удается выразить определенную степень свободы в рамках деликатного диалога с местом. Я думаю, что не учителя выбирают учеников, а наоборот.

Вы давно сами преподаете. В чем суть Вашего педагогического метода?
Как преподаватель я каждый день задумываюсь над тем, каким должно быть архитектурное образование сегодня, в эпоху информационных технологий, когда кардинально изменились и инструменты архитектуры, и средства ее презентации. Я стараюсь учить одновременно архитектуре эмпирической, отталкивающейся от проблемы и изобретательно ее решающей, и тому, как воплощать всю культурно-историческую многослойность, присущую архитектуре как дисциплине в Европе.

Что сейчас входит в сферу Ваших исследовательских интересов?
В настоящее время в составе междисциплинарной команды специалистов я провожу исследование по заказу Austrian Real Estate. Это общественная австрийская организация, которая занимается разработкой жилья, в том числе социального. Сейчас мы очень подробно и внимательно изучаем связь меняющегося образа жизни с устройством жилых зданий. В частности, рассматриваем проблему миграции: как люди с иными бытовыми привычками и культурными традициями обживают типичные европейские семейные апартаменты и дома? Рассматриваем и такое явление, как  работа дома: как оно может или даже должно повлиять на планировочные решения? Не менее важный вопрос: как адаптировать жилую застройку к новой структуре городов, отличающейся от исторической? Ведь большинство европейцев живет в городах, построенных людьми, у которых не было наших потребностей, машин например. Цель этого исследования – найти для архитектуры возможности не только отвечать на запросы сегодняшнего дня, но и пережить их.

Исключительно функционалистская архитектура часто умирает вместе со своей функцией. Перерождению в новое качество могут способствовать пространственные ресурсы, хороший свет, добротные материалы и конструкции. Такие ресурсы нужно сразу закладывать в архитектуру. Делать вещи, которые будут жить долго –  это и есть экоустойчивость, о которой сегодня так много говорят. В этом смысле самой экоустойчивой оказалась классическая архитектура. Соединение ее средовых качеств и современных форм – пожалуй, самая сложная и интересная для меня профессиональная задача.

Интереснее строить «на века» что-то новое на пустом месте, возможно, на лоне природы, или приспосабливать к новым функциям существующие объекты?
Я люблю природу, но считаю себя человеком города. Английское слово urbanity, как и итальянское urbanita’, означает «учтивость», «воспитанность». Чтобы уживаться с другими людьми в одном городе, его жители в чем-то себя ограничивают, они заключают своего рода негласный «социальный контракт». Мне нравятся объекты с большими ограничениями. Мне повезло реализовать проект, возможно, в самом неприкосновенном городе мира – в Венеции. Мы построили квартал на Джудекке, в ex-Junghans – бывшей промышленной зоне. У меня мурашки побежали по коже, когда потом я приехал в Венецию, купил карту и увидел названия пяти улиц, образованных нашими зданиями. Построить пять новых улиц в Венеции для современного архитектора – это что-то невероятное!

В Венеции вы построили малоэтажные дома, где-то отзывающиеся на ее традиционный стиль, где-то – на фабричное прошлое отведенной территории. В Милане по проектам Вашего бюро возводят довольно высокие здания – например, в районе Нуово Портелло (Nuovo Portello). Милан вообще сейчас интенсивно наполняется современной архитектурой. Почему здесь она относительно легко соединяется с исторической средой?

На прошлой Венецианской биеннале я курировал павильон Италии, и одна из секций моей выставки «Прививки» (Innesti/Grafting) как раз была посвящена этой проблеме. В 1943 году Милан пережил сильную бомбардировку. Если так же пострадавшие Дрезден и Роттердам отстраивались по модернистскому плану, то в Милане новые, современные здания встраивались в  историческую структуру. Фундаменты достаточно высоких строений следовали пятнам утраченной застройки. Появилась даже особая модель – grattacielo urbano, то  есть небоскреб, вписанный в городскую ткань таким образом, что его нельзя взять и пересадить на другое место.

Кроме того, у Милана, впрочем, как у многих европейских городов, благоприятным ресурсом для появления авангардной архитектуры, являются заброшенные промзоны, ранее изолированные, закрытые для города территории, со своей очень сильной, но специфической пространственной логикой. Очень интересно размыкать их границы, включать в жизнь города, соединяя его ранее разрозненные части. Упомянутый район Нуово Портелло был автомобильным заводом Alfa Romeo и Lancia. Теперь там функционально разнообразная застройка – офисы, жилье, торговые центры.

Другой бурно развивающийся район, в котором мы тоже возводим высокие здания – Порта Нуова. Железнодорожные пути этой зоны раньше разрезали город. Строящийся там комплекс стал важным, урбанистическим узлом, а его центр – небоскреб аргентинца Сезара Пелли – новым символом Милана. Если прошлый век был веком экспансии городов, то нынешний – век метаморфоз и трансформаций. Меня захватывает тема города, который не может больше расти и должен находить ресурсы для развития внутри себя.

Вы считаете «микс» функций оптимальной моделью развития территорий?
Да, мне она кажется наиболее жизнеспособной. Сейчас близится к завершению строительство комплекса новой штаб-квартиры Lavazza в Турине. На большой территории бывшей электростанции – некогда непроницаемом «острове» в центре города –  мы оставляем два очень красивых старых здания. Одно станет музеем кофе, в другом разместится конференц-холл. Новые постройки предназначены для инновационного центра Lavazza и собственно штаб-квартиры. Включена в комплекс и жилая функция. Все корпуса будут окружены парком, доступным для горожан. То есть частными силами создаются не просто офисы, но высокого качества общественные пространства, интересные и открытые городу.

У Вас есть опыт проектирования для России. Совсем недавно Вы участвовали в конкурсе на застройку территории на Софийской набережной. У Вас сформировалось какое-то представление о национальном характере русской архитектуры? Пытались ли Вы как-то его выразить в конкурсном проекте?

У меня сложилось впечатление, что у русской архитектуры «две души». Одна  народная, нарядная, она выражена в деревянной архитектуре, куполах и декоре церквей. Другая – более официальная, это строгая и торжественная классика. И мне как итальянцу приятно, что мои соотечественники имели отношение и к одной – при строительстве Кремля, и к другой – работая в имперском Санкт-Петербурге. В Москве эти «две души» – узорочье и монументальность –  образуют  уникальный сплав, и мы стремились показать его в нашем проекте.

На лекции во время прошлого визита в Москву Вы показывали свои рисунки от руки. Что этот навык дает Вам как архитектору?
Графические штудии сродни музыкальным упражнениям. Глубже всего проникнуть в структуру какой-то мелодии позволяет лишь ее воспроизведение. Так и в академической школе полагается перерисовывать капители. Несмотря на активное использование компьютера, я лично также много рисую руками. Элементы получаются более мягкими и органичными. Это как делать вещь из глины, а не из деталей Lego. Компьютеру больше свойственна связующая функция, он быстрее и четче собирает отдельные элементы в единое целое.

Помимо архитектурных сюжетов в Ваших альбомах много зарисовок, различных бытовых предметов. Такое пристальное вглядывание в повседневность и фиксация ее деталей помогают Вам в работе?
Меня очаровывает материальная культура человека. Я ее не только зарисовываю, фотографирую, но и коллекционирую предметы быта. Из  фрагментов вещного мира, как мозаика из кусочков, иногда складываются совершенно неожиданные концепции для разных проектов.

Какие предметы чаще всего привлекают ваше коллекционерское внимание?
Пожалуй, это раджастанские скалки (chapati rollers), которыми раскатывают тесто для выпечки хлеба. Такие странные, разноцветные штуковины. Функциональные и одновременно декоративные. Из них получаются отличные инсталляции.

Cайт архитектурного бюро: http://www.zucchiarchitetti.com

Стэнфорд, традиционно славящийся научно-технической, юридической и экономической программами, вот уже более 10 лет укрепляет и расширяет арт-направление, охватывающее различные художественные дисциплины и изучение истории искусства. На территории университета  вырос целый арт-квартал, включающий учебные корпуса, здания галерей и частных коллекций, концертный зал и театр. Корпус, возведенный по проекту Diller Scofidio + Renfro, назвали McMurtry Building — в честь профессоров Диди и Берта МакМертри, выступающих за развитие факультетов искусств и пожертвовавших 30 млн долларов на строительство данного здания (общий бюджет проекта и реализации составил 85 млн).

Сооружение площадью 96 000 кв.м (плюс двор — 24 000 кв.м) состоит из двух параллелепипедов с наклонными «рукавами» лестниц. Фасад блока истории искусств в традициях архитектуры Стэнфорда покрыт штукатуркой, а крыло, в котором искусство непосредственно производят, решен в полюбившейся арт-институциям индустриальной эстетике — его стены облицованы цинковыми панелями. Таким образом, McMurtry Building, с одной стороны, вписывается в контекст университета, а с другой — выделяется на фоне соседних зданий, напоминая своей жесткой геометрией современную абстрактную скульптуру.

Связку между двумя частями корпуса на уровне второго этажа осуществляет вставка в виде прозрачной «пластины» — в ней обустроена библиотека. Читальные залы, комнаты для занятий аспирантов, помещения каталогов организованы здесь по периметру вокруг центрального холла с многоугольным вырезом в эксплуатируемой кровле. «Окулюс» обеспечивает естественным светом коммуникационный узел и зону отдыха, где сходятся лестницы блоков и где у начинающих художников и будущих кураторов и критиков есть шансы пересечься и познакомиться друг с другом.

Наряду с поточными и семинарскими аудиториями, художественными классами, залитыми правильным верхним светом из ленты окон над лестницей, на первом этаже блока искусств есть студии и мастерские со стеклянными фасадами-ролл-апами, поднимающимися, как ворота гаража. Это позволяет прохожим наблюдать за процессом создания произведений, а искусству выходить из помещений на улицу, навстречу зрителям.

Пред архитекторами ставилась задача спроектировать проницаемые и трансформирующиеся под различные педагогические нужды пространства. Сквозь стеклянные двери в вестибюле просматривается огромный дисплей, на котором демонстрируются работы студентов-художников. Презентационный зал на 120 мест оборудован съемными креслами и способен превратиться в выставочное пространство. Стена с раздвижными панелями из стекла закрывается проекционными экранами или «исчезает», открывая перед аудиторией уличную площадку, которая может стать сценой для перформанса. Отдельная аудитория отдана под просмотр документальных фильмов и видео-арта. А по соседству — просторные и светлые скульптурные мастерские.

Официальный сайт архитектурного бюро: dsrny.com

Официальный сайт университета: arts.stanford.edu

Тема Экспо-2015 (01.02 – 31.10) — «Накормить планету. Энергия для жизни» — заставила cтраны-участницы произвести «инвентаризацию» своих природных богатств, обратиться к технологиям сбережения и восполнения ресурсов, продемонстрировать результаты поисков альтернативных источников энергии, проанализировать, чем питаются сами и чем готовы накормить мир. Эта выставка была, наверное, самой «зеленой» в истории Экспо. Многие страны полностью или частично превратили отведенные им участки в сады, огороды, поля и леса. Столь же модное, сколь и расплывчатое понятие «экоустойчивость» звучало на каждом шагу, впрочем, некоторым участником удалось довольно четко сформулировать и наглядно выразить, как они его понимают. Концентрация на локальном своеобразии вызвала к жизни немало любопытных архитектурных решений, раскрывающих возможности традиционных экологичных материалов. Параллельное применение высоких строительных и экспозиционных технологий должно было убедить посетителей в готовности экспонентов справиться с вызовами будущего.

30 октября жюри выставки наградило участников за лучшую архитектуру павильонов, дизайн экспозиции и раскрытие темы. С полным списком призеров можно ознакомиться здесь. Мы, в свою очередь, решили опубликовать национальные «выступления», которые больше всего запомнились редакции сайта «Архплатформа», и представили, за что можно было бы индивидуально отметить избранных участников.

РОССИЯ

К примеру, российский павильон мог бы получить премию за самый выразительный символ подъема и движения в будущее. Тридцатиметровая зеркальная консоль, плавно «взлетающая» над променадом перед входом, издалека привлекала посетителей. Архитектурное решение, разработанное бюро SPEECH, несомненно, способствовало тому, что наше представительство вошло в тройку лидеров по популярности с впечатляющей статистикой – за период работы выставки в нем побывали 4 200 000 человек. Заметило российский павильон и жюри Экспо (впервые за последние 20 лет), удостоив «бронзой» дизайн экспозиции. Авторы дизайна — Simpateka RUS и SPEECH – воплотили тему продовольственной безопасности и гастрономического богатства регионов страны, предложенную архитектором Юрием Аввакумовым, в ясной системе информативно насыщенных общественных пространств, завершающихся панорамной площадкой на крыше павильона.

БРАЗИЛИЯ

Самой оригинальной интерпретацией павильона как общественного пространства, пожалуй, отличилась Бразилия (архитектура павильона — Studio Arthur Casas, дизайн экспозиции — Atelier Marco Brajovic).

Открытая структура из решеток, выполненных из «ржавой» стали, в буквальном смысле заманивала посетителей в сеть — натянутую по всей длине прямоугольного объема над ящиками с характерными бразильскими растениями. Сеть формировала второй уровень пассажа, предлагая разнообразие новых, «неземных» ощущений за счет дифференцированной упругости: где-то можно было просто прогуляться по зыбкой поверхности, где-то попрыгать, как на батуте, а где-то полежать, как в гамаке.

По замыслу авторов проекта, сеть символизировала открытость бразильской культуры, а также волны реки Амазонки. К «контейнеру» с аттракционом примыкал второй прямоугольный объем, снаружи отделанный экологичной пробкой. Его экспозиция «спускала с небес на землю» — знакомила с технологической революцией в бразильской пищевой промышленности.

ОАЭ

Если говорить о высоких выставочных технологиях, то очевидным лидером их применения стали ОАЭ. В павильоне, построенном Норманом Фостером, все работало на «эффект присутствия».

Криволинейные красно-коричневые стены должны были создавать у посетителей иллюзию прогулки между настоящими дюнами. Для пущей убедительности рельеф поверхностей был создан по «слепкам» с реальных выветренных песков.

Фильм в кинотеатре с круговой панорамой и продолжающее его голографическое шоу переносили зрителей в страну, научившуюся преодолевать дефицит воды и пищи и строить фантастические города в пустыне. Отдельная экспозиция с дигитальным макетом посвящалась Экспо-2020, которая пройдет в Дубае. Многообещающий анонс давал понять, какого запредельного уровня достигнет в ОАЭ развитие технологий жизнеобеспечения к тому моменту.

ЯПОНИЯ

В чудесах цифровой сценографии японцы переплюнули всех. Недаром им досталось первое место за лучший дизайн экспозиции от жюри выставки. Видеоинсталляция Teamlab позволяла за короткое время пережить смену времен года в японской сельской местности — постоять на дне реки среди водорослей, на цветущих лугах и заснеженных полях, полюбоваться на пролетающих совсем рядом журавлей. Концепция «Гармония разнообразия» рассказывала не только о восхитительных пейзажах Страны восходящего солнца, но и о ее культуре здорового, диетического питания.

В архитектуре Atsushi Кitagawa объемная деревянная решетка внешних стен павильона объединила национальные традиции деревянных конструкций «без единого гвоздя» и современные технологии формовки элементов путем сжатия под давлением. Дерево, естественно, привезли с возобновляемых лесопосадок.

КИТАЙ

Традиционное и инновационное в архитектуре и экспозиции гармонично соединилось и у Китая (проект — Tsinghua University и Link-arc). Уложенная крутой волной крыша его павильона была, наверное, самой эффектной на Экспо-2015. С одной стороны, она отсылала к историческим формам китайской архитектуры, с другой – ее поддерживали мощные ребра из гнутой древесины, рассчитанные на компьютере. 

Пластины внешнего покрытия были выполнены из бамбука, что редуцировало вес конструкции и позволило сделать поля, создающие тень вокруг здания. Распростершаяся перед павильоном поляна желтых бархатцев внутри продолжалась «пшеничным» полем из светодиодов. Все это символизировало надежду на плодотворный союз природного и урбанистического ландшафтов, сельскохозяйственных и строительных традиций с современными технологиями.

АВСТРИЯ

Про Австрию шутили, что ей достался участок в лесу, и она просто обнесла его высоким забором. На самом деле, типичный австрийский лес, воссозданный максимально реалистично, был частью архитектурной концепции бюро terrain. Авторы напомнили, что чистый воздух — главный источник жизни на земле и энергетическая пища ее обитателей. И будущее — за архитектурой, не выделяющей углекислый газ, а производящей кислород.

Собственно деревянная архитектурная конструкция стала рамой и смотровой площадкой для густой растительности. Естественную систему генерации С02 дополнили различные приборы, в частности, устройства испарительного охлаждения, поддерживающие комфортный климат. Австрийский павильон вырабатывал 62, 5 килограмма кислорода в час, и если бы вручалась премия за самый свежий воздух на выставочной площадке, то он бы точно ее получил.

ВЬЕТНАМ

Трепетным, достойным особого упоминания отношением к деревьям выделился Вьетнам. В проекте Vo Trong Nghia Architects настоящие саженцы 50 видов вознеслись к небу на пьедесталах из расширяющихся колонн, отделанных бамбуковыми стеблями. Так страна выразила актуальную для ее городов проблему нехватки зелени.

ГЕРМАНИЯ

Павильон Германии продемонстрировал характерную немецкую рациональность и высоту инженерной мысли в получении и экономном использовании ресурсов. Гигантские белые навесы, привлекавшие  внимание к постройке бюро SCHMIDHUBER, не только олицетворяли проросшие идеи. Интегрированные в искусственные листья органические фотоэлементы днем заряжались от солнца, а ночью светились. Одновременно в изгибах тентов собиралась влага, используемая для полива высаженной под ними зелени.

Приз за лучшее озеленение стен могли бы поделить США (Biber Architects) и Израиль (Кnafo Klimor architects).

США

Главным украшением павильона простой прямоугольной формы стал фасад, «сотканный», как лоскутное одеяло, из модулей с растениями со всех штатов. Гидропонические системы полива сочетались со сбором дождевой воды. Поворотные механизмы позволяли зелени в модулях получать максимум света в течение дня.

ИЗРАИЛЬ

На наклонном фасаде израильского представительства красовались фрагменты настоящих полей, также изобретательно обеспеченных питанием. Подобно ОАЭ, Израиль напомнил, что не боится трудностей: именно он подарил миру эффективные способы возделывания скалистых земель, выращивания овощей в пустыне и новейшие системы ирригации.

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ

Концепция Великобритании, получившей первое место за «лучшую архитектуру» в категории павильонов «до 2000 кв. м» (бюро BDP и художник Вольфганг Баттрес), доказывала, что хорошо там, где есть пчелы, и предъявляла их жизнь как пример одной из самых устойчивых природных систем. На участке возвышался сетчатый куб со сферическим «сотовым» залом в сердцевине, собранный из 169 300 металлических стержней. Он изображал улей и соответствующе «жужжал». Путь к улью лежал через сад плодовых деревьев и лугов с растениями, нектар которых предпочитают пчелы. Честно говоря, тонкую английскую метафору мы, наверное, до конца не поняли. Пчелы — конечно, существа трудолюбивые и высокоорганизованные, но устойчивость их общества зиждется не на самых гуманных принципах, и в этом смысле они сомнительный образец для подражания. А вот если суть «послания» в пользе меда – тогда мы согласны. Как и с тем, что пчелы – хорошие архитекторы, у которых есть чему поучиться.

Экспо-2015, объединившая мир вокруг такой всегда актуальной, всем интересной, красивой и в то же время очень итальянской темы, как питание, передает эстафету Анталье. В 2016 году в турецком курортном городе пройдет Всемирная выставка под созвучным лозунгом — «Зеленая жизнь для будущих поколений», а это означает, что нас ожидает развитие идей и тенденций, заявленных в Милане — еще больше умных экотехнологий и павильонов, покрытых растительностью. В 2017-м участники Экспо в Астане продолжат думать об «Энергии будущего». А в 2020-м Дубай принимает большую, сопоставимую по масштабу с миланской, Всемирную выставку «Соединяя умы, создавая будущее». Будем следить за тем, как эта обширная тема выразиться в архитектуре. 

Культурный центр Mariehøj располагается в четырех бывших школьных зданиях. Обособленность и специфическая планировка корпусов, построенных между 1924 и 1978 годами, вытекали для нового учреждения в довольно запутанную и неудобную структуру. Целью реконструкции, авторов которой выбрали по закрытому конкурсу, была не только реорганизация 8000 квадратных метров интерьеров в соответствии с разноплановыми нуждами культурного центра, но и создание связей между сооружениями и примыкающими к ним площадками. Для этого было спроектировано новое здание площадью 800 квадратных метров. Остекленным одноэтажным блоком оно примкнуло к позднему корпусу такой же высоты, а к старому зданию с двускатной, черепичной кровлей пристроилось двухуровневым объемом, который стал входным павильоном. Причем вход организован со второго уровня.

Перед комплексом, на крыше одноэтажной части пристройки, образовалась площадка с деревянным настилом, связанная с дорожками, ведущими к центру. Верхний объем павильона вторит традиционным очертаниям старого здания, только крыша новостройки, отделанная перфорированными металлическими панелями, чуть выше, а скат, обращенный во внутренний двор, изгибается, превращается в деревянную лестницу-амфитеатр, доходит до земли и перетекает в замощенную плоскую платформу, вписанную в поляну перед дальним корпусом.

Теперь во внутренний двор можно попасть двумя способами – с верхней палубы по внешней лестнице или через верхнее фойе, спустившись на первый этаж, где расположено кафе. Кафе имеет выходы как во двор, так и на нижнюю зеленую площадку перед комплексом. Таким образом, новый объем, силуэтом напоминающий горнолыжный склон, «сшил» комплекс, создав новые маршруты, крытые и открытые пространства, предназначенные для разнообразных культурных мероприятий, объединяющих местных жителей.

Прозрачные стены кафе под лестницей соединяют архитектуру с природными окружением — подступающим к павильону лесом со стороны внутреннего двора. Важной частью проекта было соблюдение баланса между замощенными дорожками и площадками, благоустроенными и естественными зелеными зонами с приоритетом последним.

Официальные сайты архитектурных бюро: we-a.dk, sophussoebye-ark.dk

Комплекс нового музея (Folk Art Museum) находится на территории кампуса Китайской Академии искусств (Сhina Academy of Arts) и был разработан по ее заказу. Авторский коллектив под руководством признанного японского мастера Кенго Кумы поставил перед собой задачу отразить в облике здания историю места, дать посетителям возможность прочувствовать рельеф террас, на которых в прошлом зеленели чайные плантации.

Наилучшим решением для такого прихотливого ландшафта архитекторы сочли не единый объем-моноблок, а ступенчатую композицию из взаимопроникающих ромбовидных одно- и двухэтажных секций на железобетонном каркасе. Внутри музей имеет целостное пространство с непрерывной системой бетонных и местами досчатых пандусов и перегородок, а снаружи комплекс смотрится как живописная горная деревушка из домиков с черепичными крышами. Примечательно, что материалом для крыш действительно послужил черепичный «утиль» из соседних поселков.

Из такой же черепицы, «шахматно» закрепленной на двойной диагональной сетке из нержавеющих тросов, сформированы и экраны стеклянных фасадов секций. Эти экраны защищают интерьеры от прямых солнечных лучей и создают причудливую светотень внутри. Подобные «занавеси» из металлических шнуров и плитки Кума применял уже в других своих постройках – к примеру, в здании Музея Даосизма в китайском Ченду. В Музее народного искусства в Ханчжоу фирменный прием мастера имеет несколько иную геометрию, но так же помогает вписать здание в локальную строительную культуру, что для команды Кумы является одним из приоритетов во всех проектах.

Программа: экспозиционные залы и конференц-холл

Архитектурный проект: Kengo Kuma & Associates

Конструкции: Konishi Structural Engineers

Разработка рабочей документации: P.T. Morimura & Associates

Инженерия: Konishi Structural Engineers

Площадь участка: 11,279㎡

Площадь постройки: 4,970㎡

Проектирование: апрель 2009 — 2011

Строительство: январь 2013 — сентябрь 2015

Официальный сайт архитектурного бюро: kkaa.co.jp

Сергей, как начался этот проект?

Началось все в 2012 году. К нам обратился заказчик с интересной идеей. Заявил, что хочет вывести на рынок новый формат недвижимости под девизом «живи и работай», то есть построить студии, предполагающие возможность работы и проживания на одной и той же площади. Такой формат ориентирован в основном на творческие профессии, имеющие в потенциале абсолютную свободу передвижения. Выбрали бывшую промышленную площадку в районе метро «Аэропорт», расположенную прямо у подножья жилого комплекса Триумф Палас. Соответственно, необходимо было провести реновацию территории, облагородить ее, чтобы людям было приятно и комфортно жить в будущих апартаментах.

Что произошло дальше, какова была главная идея проекта?

Поскольку территория расположена прямо у самого жилого комплекса Триумф Палас, буквально в 20 метров от него, очень хотелось противопоставить этому огромному муравейнику более человечный, сомасштабный формат жилья. На самом же деле, кроме него, рядом находится «поселок художников», основанный в 1923 году, и ставший одним из воплощений концепции города-сада, этакой дачей в городе. «Поселок художников» и по духу, и по архитипу близок идее «живи и работай». Мы, соответственно, тоже решили сделать небольшой низкоэтажный квартал для ее реализации. С точки же зрения архитектурной эстетики, взяли за образец голландский опыт работы с малоэтажной архитектурой. У голландцев, он, наверное, наиболее богатый, в смысле современной интерпретации таких дачных историй. Вот и у нас в результате получилась осовремененная лофтовая дача.

Каковы особенности проекта, неожиданные ходы?

Поскольку форма территория участка была сложной, застройка предполагалась низкой, а сосед у нас оказался очень высокий, мы решили применить один забавный прием. То есть, чтобы жителям Триумф Паласа было интересно смотреть сверху вниз на наши крыши, мы решили, что жилой комплекс должен стать обладателем не только четырех привычных фасадами, но и пятым, в виде кровли. Сложносочиненная форма кровли в результате работы с объемами зданий корпусов оказалась достаточно интересна.

Какие материалы вы использовали, были ли какие-то нестандартные детали?

Материалы – это обычная фальцевая кровля, кирпичные стены, есть много элементов из металла, в том числе вынесенных на фасад. Особое внимание мы уделили входным группам. Именно их удобство, с точки зрения попадания в дом – важный пункт, о котором не всегда задумываются. Там есть очень много различных удобных деталей, начиная с подставок для сумок при входе в апартаменты, до отдельных декоративных подсветок, чтобы легко было попадать в замочную скважину, не промахиваясь ключом! В стены интегрированы почтовые ящики. В базовом исполнении они всегда страшные, неэстетичные, мы же их спрятали в стены, слегка декорировали, замаскировав под деревянные элементы на входе. Они получились очень элегантными. 

А что можно рассказать об интерьерах?

Собственники отделывают свои апартаменты сами. Мы разработали 6 стандартных решений для разного типа лотов. Они идут как рекомендация к тому, что было бы здорово реализовать в том или ином пространстве. Где-то рекомендуем брутальный лофт с минимумом применяемых отделочных материалов, то есть это честный кирпич, честный металл, никакой декорации и максимально открытые пространства, открытые конструкции. Где-то рекомендуем легкую современную архитектуру… Понятное дело, каждый собственник оставляет за собой право решать, в каком стиле будет его интерьер.

Ландшафтом тоже занимались?

Ландшафт там спокойный. Мы устроили небольшую реновацию, поскольку территория сжата и корпуса расположены близко друг к другу. В основном мы работали с рисунком мощения. Нам также удалось выиграть небольшой пятачок для организации внутренней благоустроенной микроплощади.

Официальный сайт бюро: http://tt-arch.ru/