Новости

Русский канон

06.02.15

17:25

tags: Генетический код | Фестиваль Зодчество | Максим Атаянц |

автор: Екатерина Шалина | просмотр: (17931)

Для спецпроекта «Генетический код», исследующего идентичность российской архитектуры, Максим Атаянц придумал скульптуру, основанную на игре слов и символов – православный крест опирается на композитную капитель, вырастающую из пушечного ствола. Ключ к расшифровке этого послания – в нашем интервью с архитектором.

Напомним, что в рамках спецпроекта «Генетический код» редакция сайта Archplatforma.ru вместе с куратором Еленой Петуховой расспрашивала ведущих отечественных проектировщиков о самых ярких и актуальных для них явлениях в истории российской архитектуры. Разговор с Максимом Атаянцем вывел на такие серьезные темы, как культурный слом, христианская основа русской идентичности и современная храмовая архитектура. Поэтому наряду с видеозаписью мы предлагаем вашему вниманию текстовую версию интервью, в которой зафиксированы важные наблюдения автора, оставшиеся за рамками видеосюжета.

Видеоверсия интервью

В какие периоды истории российской архитектуры, на ваш взгляд, максимально проявилась ее национальная специфика? Есть ли у нее вообще то, что называют идентичностью?

Конечно, идентичность есть, только она довольно сложная. Если говорить о том, чем российская архитектура интересна и известна миру, здесь, во-первых, можно выделить допетровскую архитектуру, во-вторых, весь классицизм имперского времени – это одна из вершин развития отечественной архитектурной школы, а в XX веке две по-настоящему интересные вещи – это конструктивизм и то, что мы называем сталинской архитектурой. Вот эти четыре явления, находящиеся в очень сложных отношениях друг с другом, наверное, и составляют идентичность российской архитектуры, если мы определяем ее как нечто ценное в масштабе, выходящем за национальные рамки.

Как в этом контексте рассматривать существенное иностранное влияние – сначала византийское, потом европейское? Из-за него отечественной архитектуре иногда вообще отказывают в идентичности. Особенно имперскому классицизму, большинство произведений которого создано мастерами, приехавшими из-за рубежа?

Все, происходившее в российской архитектуре, я считаю, нужно рассматривать как часть единого процесса развития европейской художественной культуры и говорить не о каких-то специальных влияниях, а о сложной системе взаимовлияний в большом пространстве христианской цивилизации, частью которого Россия является так же, как и до известного момента Византия. Да, в Санкт-Петербурге работало много итальянцев, но в Риме в то же время проектировали французы и голландцы. Трезини строил и в России, и в Дании. А Карл Иванович Росси – ну, какой же он итальянец? Он – русский, итальянского происхождения, в то время как у Луиджи Ванвителли, трудившегося в Риме и Неаполе, голландские корни, а у Валадье – французские.

Можно ли говорить о том, что в рамках этой интегрированности в общеевропейские процессы, зодчие, приезжавшие в Россию, вырабатывали на местной почве какие-то специфические приемы, отличающие, скажем, российский ампир от французского?

Здесь есть чрезвычайно важное обстоятельство. Сейчас, когда приглашают или стремятся практически всю творческую площадь очистить для иностранных звезд, очень часто спекулятивно ссылаются на то, что Монферран строил, Кваренги строил, да кто угодно еще, забывая об одном. Поп-звезды современной архитектурной сцены порхают от Шанхая до Гренландии, везде что-то предлагая и практически не бывая на строительной площадке. По крайней мере, так было лет 10 назад, сейчас эта тенденция, слава Богу, кажется, потихонечку умирает. А в XVIII и XIX веках иностранные архитекторы приезжали в Россию жить, переселялись сюда навсегда или на десятилетия. Это означает полное изменение собственной судьбы, выбор нового места, в которое человек врастал и понимал его особенности, поэтому все, что он здесь делал, естественным образом становилось идентичным.

Вы когда-нибудь формулировали для себя, как Ваша архитектурная практика выражает национальные черты?

Конечно, я не сижу и не думаю специально, как выразить в своем творчестве идентичность. Сделал, удачно получилось – значит, как-то через тебя это выразилось; получилось плохо, значит, не выразилось. Мне, конечно, близка классическая традиция. С ней связано развитие русской архитектуры на протяжении, наверное, уже 300, а то и более, лет – своеобразная переработка ордерных форм была и до Петра. И я сторонник простого очень подхода, который многим не нравится: современной является та архитектура, которая сейчас сделана. Вот и все. Ее как жанр и как стиль не надо определять. Сам факт того, что она сделана и существует сейчас, делает ее современной. Или актуальной, в буквальном, словарном значении этого слова. Раз она сейчас существует – значит она актуальная. То же самое с идентичностью.

А в целом тема идентичности – она актуальна? Имело ли смысл поднимать ее кураторам прошедшего «Зодчества» Андрею и Никите Асадовым? У российской архитектуры столько насущных проблем, а мы тут, быть может, о каких-то отвлеченных материях рассуждаем.

Вообще, размышлять о том, что ты делаешь, и что другие люди делают, полезно. Сейчас мы присутствуем, как мне кажется, при тяжелейшем культурном сломе. С невероятной скоростью уничтожается то, что мы привыкли считать европейской цивилизацией. И это ситуация какого-то фантастического трагизма на самом деле. Просто, находясь внутри, можно этого ее не замечать. Так жители Рима второй половины IV века нашей эры вряд ли думали, что они живут внутри краха этой колоссальной тысячелетней цивилизации. А так было. Даже судя по дошедшим до нас текстам, люди спокойно продолжали вести какие-то свои повседневные дела, а в это время идентичность менялась чрезвычайно сильно. И сейчас надо искать какое-то место в этом мире, надо отстаивать какие-то свои представления, не зависимо от того, что с ними будет потом.

В чем, как Вы думаете, причина этого цивилизационного слома?

Сейчас идет уничтожение, размыв, и довольно агрессивный, христианской основы Европы. В рамках жизни одного поколения бывают гораздо более трагические и быстрые события, а это процесс медленный. Я его ощущаю как трагический. Обсуждение деталей этого процесса приведет нас к неполиткорректным вещам, которые для меня очевидны, но я не хочу их высказывать. И русская идентичность вне христианства невозможна. Я имею в виду сейчас не то, что надо непременно ходить к исповеди и причастию раз в неделю, чтобы быть русским – это чушь. Кстати, мне кажется, человек должен сам определять свою национальную идентичность, и как он сказал, так оно и есть. Имеется в виду, что русская идентичность, она, так или иначе, в каком-то отношении к христианству состоит. Даже когда человек русский отрицает свою связь с христианством, он с ним находится в диалоге, в позитивном, негативном, каком угодно. Но до проникновения христианства на территорию среднерусской возвышенности, этого народа ни в каком привычном нам виде не было. Это были совершенно другие племенные объединения. И поэтому здесь разрушение этой основы, оно, очевидным образом, приведет к появлению совершенно другого народа. Но если люди выберут такой путь, так и будет.

Собор Александра Невского, Екатеринбург

Может ли архитектура противостоять этому процессу? Укрепит ли христианскую основу, например, массовое строительство храмов?

Правильно и нормально, когда храм возникает в каком-то месте по инициативе, живущей в нем общины, и на ее средства. Храм не должен навязываться сверху. Но, пожалуй, именно храмовая архитектура является лакмусовой бумажкой: действительно, а что является идентичностью? Как она проявляется в настоящем моменте? Это очень интересно. Я спроектировал некоторое количество храмов. И в основном – это русские православные храмы в Петербурге, Ленинградской области и в некоторых других местах. Это одна из самых интересных задач для архитектора. Ведь, по сути дела, это чистая выразительность с очень обманчиво простой функцией. Но простой – не в ее духовном наполнении, а простой физически.

Собор во имя Сошествия Святого Духа на апостолов, Санкт-Петербург

Если расписать, то это огромное здание, в котором, грубо говоря, два помещения или три, а иди – сделай. То есть это такая чистая художественная задача. И, конечно, это важно, и людям это нужно. Мы сейчас видим, что в целом современная архитектура храмов в России очень слабая. В то же время, хорошо, что мы избежали, хотя и страшной ценой, истории модернистского храмостроения. В Италии в 1950-60-х она испоганила колоссальное количество церквей. Там такие жуткие образцы из железобетона встречаются.

Храм во имя Иоанна Крестителя. Нагорный Карабах, деревня Караглух

Храм во имя Святой Елены, Ленинградская область, деревня Шелково

Тем не менее, европейская христианская идентичность не боится, отвечая духу времени и состоянию сознания, выражать себя в авангардных архитектурных формах, в то время как России это по-прежнему кажется невозможным.

У меня был очень интересный эпизод в жизни, связанный с современными формами. В южной Швейцарии, когда я вел курс архитектуры и дизайна для молодых людей 17-18 летнего возраста, мы ездили по этой итальянской части страны, смотрели массу небольших, симпатичных романских церквей. И попали в деревню, где построил храм знаменитый архитектор Марио Бота. Довольно острая архитектура, как Бота любит, в виде полосатого цилиндра с кососрезанной стеклянной крышей и так далее. Это интересная архитектура, талантливо сделанная, и это видно. И вот когда мы зашли внутрь, произошло чудовищное – девочки из группы, которые всегда, попадая в атмосферу маленьких романских церквей, вели себя соответственно тихо и прилично, вдруг запрыгнули на престол и, усевшись на нем, стали делать «селфи». И это вовсе не потому, что они хотели святотатствовать, а потому что пространство архитектурно было интересным, но совершенно не имело сакрального характера. Я не видел ни одного модернистского храма, в котором это сакральное ощущение получилось бы. Может быть, они есть. Но, мне кажется, сегодняшняя архитектура, я не имею в виду даже классический модернизм 50-60-х годов, она принципиально носит подчеркнутый эфемерный характер. Причем это часто неправда, потому что там колоссальной силы конструкции, при необходимости они девятибальное землетрясение выдержат, а вид у здания такой, как будто это нечто необязательное, заранее обреченное на снос. Это полностью противоречит идее храма. Вот здесь есть проблема, которая пока решения никакого не получила. Но пусть архитекторы пробуют. Мне понятнее язык классики. А ведь содержание человек может выразить в формах того языка, на котором он умеет разговаривать. И хорошо, чтобы вокруг были люди, которые этот язык могут понимать. Иначе диалога не будет и высказывания не будет, потому что высказывание на языке, который никто не может понять, оно тоже не существует. Язык традиционной архитектуры люди пока еще интуитивно разбирают.

Как будет выглядеть Ваш объект для проекта «Генетический код»?

Я пока еще не придумал, но наш разговор подсказал мне одну идею…

На выставке проекта «Генетический код» в рамках фестиваля «Зодчество 2014» Максим Атаянц представил объект «Русский канон». Особенно зрителей интриговала надпись, начертанная на пушечном стволе: «Последнее аргументум».

Фото: Елена Петухова

Позже автор пояснил символику скульптуры:

«Эта работа выражает то, что меня в последнее время мучает и занимает. Весь мир сползает в какое-то тяжелое противостояние, и в голове мелькали образы на эту тему. В классической архитектуре есть такое понятие, как канон. В буквальном смысле это инструмент, линейка или прямой шест, которым строители в старину выверяли линии, и в то же время сanon (фр.) – пушка, отсюда «канонада». Классическая пушка, по сути, представляет собой ствол колонны, положенный на бок. Известны и памятники такого рода, например, колонна из пушек перед Троице-Измайловским собором в Санкт-Петербурге. Нижняя часть нашей скульптуры – ствол пушки, сделанный подробно и достоверно – с гербом, кольцами, ручками для лафета, запальным отверстием. А колонна, всегда что-нибудь на себе несет – если не архитрав, то небо. В нашем случае – крест, именно русский, каменный, прорезной, подобный новгородским или псковским. Надпись «последнее аргументум» – в петровской грамматике, такое писали на пушках: война – последний довод королей. Здесь – последний аргумент классической традиции, метафора готовности отстаивать позиции, но крест наверху в то же время дает понять, что стрелять мы, конечно, ни в кого не собираемся».

О спецпроекте «Генетический код»

Над материалом работали: Елена Петухова ("Генетический код"), Глеб Анфилов, Елена Галянина (видеоoтдел группы сайтов 360.ru), Екатерина Шалина (редакция Archplatforma.ru)

В публикации использованы фотографии куратора Елены Петуховой, изображения, предоставленные Архитектурной Мастерской Максима Атаянца.

tags: Генетический код | Фестиваль Зодчество | Максим Атаянц | |

автор: Екатерина Шалина | просмотр:(17931)

Добавить в блог

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ:

Архитектурная практика и рисунок. Что? Как? Зачем?	Грани прозрачности	Зодчество'18: итоги
Зодчество'18: экспозиции	Зодчество’18: специальные проекты	Зодчество’18: деловая программа
Зодчество'18: девиз и темы	Жажда античности	Максим Атаянц: «Мои рисунки — признание в любви»
Римское время. Графика Максима Атаянца	Пространство потом/Afterspace	Город-событие
Факторы счастья: река, озеро, каналы	«Архитектура и варварство»	Год спецпроекту «Генетический код»

СОБЫТИЯ

Арх.бюро

Все Арх.бюро

Конструкции

Все Конструкции

Ландшафтные бюро

Люди

Материалы

Организации

Производители

Салоны

События

Все События

Страны

Все Страны

Наши партнеры

Подписка на новости

НОВОСТИ

СОБЫТИЯ

КОНКУРСЫ

АРХИГРАФИКА

О проекте

Любое использование материалов сайта приветствуется при наличии активной ссылки. Будьте вежливы,
не забудьте указать источник информации (www.archplatforma.ru), оригинальное название публикации и имя автора.