–  Игорь Зиновьевич, как вы считаете, заказ на проектирование жилья «эконом-класса» уже можно называть заметной тенденцией, или это пока какие-то исключительные, единичные явления?
– Тема доступного жилья – очень интересная, и здесь есть о чем поговорить. Еще в 1991 году, путешествуя с Сергеем Киселевым по США, мы побывали на стройках в не самых благополучных пуэрториканских кварталах Нью-Йорка. Это «доступное» жилье по тем временам казалось нам почти шикарным, одновременно была очевидна потребительская недолговечность такой недвижимости. Мы стали задумываться: а у нас какая альтернатива возможна нашим хрущевкам? Но практического выхода у этих размышлений не было. В последнее время предложения по проектированию относительно недорогого жилья действительно стали поступать чаще, и сейчас этот сегмент занимает нас едва ли не больше, чем люксовый, в котором мы тоже продолжаем работать. Недавно, например, параллельно с элитными домами на Остоженке и в Хамовниках проектировали кварталы в Текстильщиках и Митино, по концепции относящиеся к массовой «бюджетной» застройке.
–   Вы не могли бы уточнить, о каком бюджете идет речь - сколько может стоить 1 кв.м. в таких домах?
–  Мы интересовались: выходило около 4000 долларов.  
–  И это «эконом-класс»?
–  В зависимости от набора опций девелоперы и риэлторы оперируют еще такими понятиями, как «эконом плюс», «бизнес минус», наши кварталы иногда обозначают как «комфорт-класс». Причем названная цена не предполагает отделку квартиры, хотя данная услуга тоже предусматривается, но дополнительно. Существуют разные маркетинговые ходы, позволяющие ненавязчиво продать «эконом» почти как «бизнес».
 – Почему застройщики, раньше обходившиеся готовыми серийными «продуктами», вдруг начали обращаться к известным архитектурным бюро за авторскими проектами? Индивидуальные решения ведь увеличивают себестоимость строительства? 
–  Дело в том, что и в этой категории жилья, а не только в люксовой, появилась необходимость бороться за покупателя. В 90-ые было так называемое «евростроительство», рассчитанное на очень обеспеченных людей, и в то же время потоком шло возведение типовых серий. Чего-то среднего рынок долго не предлагал, а покупатель стал требовательнее, его финансовые возможности – разнообразнее. И вот где-то к середине «нулевых» девелоперы поняли, что у «среднего класса» есть спрос, ответить на который можно, чем-то отличаясь от конкурентов, но не сильно повышая при этом затраты на строительство. Пришлось активнее задействовать потаенные таланты проектировщиков.
– Чем может помочь архитектор, действуя в рамках ограниченного бюджета?
– Как минимум, архитектор может обеспечить зданию привлекательный внешний вид, отличающий его от безликих «соседей», самое простое - за счет грамотной работы с цветом. Есть типовые каркасы, которые предполагают разнообразные варианты облицовки. По такому пути создается, например, квартал в Митино. В основе комплекса – серийные модули с некоторой индивидуальностью. Мы разработали индивидуальное цветовое решение для больших фасадных плоскостей, которое реализуется с помощью облицовочных фиброцементных панелей специально подобранной цветовой гаммы.

–  Какие еще средства выразительности  может позволить себе заказчик в сегменте, о котором мы говорим?
–  Можно, конечно, работать с пластикой. В типовом проектировании тоже ведь есть вариации на тему эркеров разной конфигурации, фасадных отступов и выступов. Но интересная пластика – это уже следующий уровень индивидуализации, ведущий к удорожанию проекта. На него пока решаются нечасто. Самый оптимальный по соотношению цена-качество  вариант в бюджетном строительстве – ортогональный монолитный каркас и навесные, вентилируемые фасады. Для последних возможны разные варианты исполнения. Начинают предлагать многослойные панели в металлических рамах – внутри утеплитель, в интерьер обращен слой гипсокартона, снаружи – плитка. Делают такие и в Белоруссии, но пока есть технические вопросы и «эксплуатационнные» сомнения. Облицовка керамогранитом вентфасадов тоже имеет свои ограничения – ее нельзя крупно нарезать в отличие от более дорогих фиброцементных панелей, какие мы использовали при строительстве жилого дома «Авангард» в Черемушках (на фото внизу) .

Там высота панелей равна высоте этажа – 3 метра. В этом масштабе игра с цветом дает совершенно другой эффект. Когда строился «Авангард», дом бизнес-класса, подобное красочное решение было  новшеством, и на фоне кирпично-бежевых «цековских» домов района «Царское село» кому-то оно показалось даже вызывающим, но на самом деле для района был создан новый ориентир, хорошо просматривающийся с главных улиц...Мне кажется, в выигрыше останутся те девелоперы и производители материалов, кто сможет предложить наиболее широкую и гибкую «номенклатуру» элементов – конструктор, позволяющий создавать множество непохожих вариантов. Для этого им нужно сотрудничать с архитекторами, которым интересна эта задача.

– В чем еще преимущества «бюджетных» авторских проектов перед серийными, помимо нескучного внешнего вида домов? Есть ли какие-то особенности в планировке квартир?
–  Да, квартирография в таких кварталах разнообразнее, но и здесь есть определенные рамки. Как правило, до обращения к архитекторам, застройщик проводит анализ потенциала участка. Исследуется возможная плотность застройки, инсоляционные показатели, технические ограничения и многое другое. В итоге определяется максимально высокий коэффициент выхода продаваемых и непродаваемых площадей, и архитектор, проектирующий квартиры, должен на него ориентироваться.

Что касается удобств, то два санузла на три комнаты – это уже в порядке вещей. Квартир больше 4-х комнатных в этом сегменте обычно не делают, но предусматривается возможность объединения квартир. Под серийными панельными домами нет возможности размещения автостоянок.

Хочется сказать еще вот о чем.

На уровне квартала в целом застройщики вкладываются в благоустройство и озеленение территорий, строительство детских садов, удобных стоянок и подъездов –  для комплекса в Текстильщиках мы даже разрабатывали дизайн входных зон. При продаже квартир комфортная внутриквартальная среда – весомый аргумент, как и все, что оказывается на виду. Гораздо сложнее убедить заказчика потратиться на то, что скрыто от глаз – более качественное оборудование вентиляционных камер, например, или сантехнической арматуры и т.п. Кондиционирование – это вообще особая тема. О центральной системе мы и не говорим. На стадии проекта стоит подумать о навесных кондиционерах, которые быстро испортят впечатление от красивого фасада. Вот в «Авангарде» мы постарались этот момент предупредить и запланировали на фасаде аккуратные металлические корзины.

–  Ваши объекты из интересующей нас категории располагаются в Текстильщики и Митино. Есть еще конкурсная концепция квартала в Мытищах. Это окраины столицы и Подмосковье. Есть ли надежда, что в ближайшем будущем симпатичное недорогое жилье появится поближе к центру, хотя бы в пределах ТТК?
– Я знаю, что сейчас активно обсуждается тема строительства доступного жилья в центре, в том числе как средство борьбы с маятниковой миграцией. Мне тоже не нравится ситуация, когда люди утром сплошным потоком едут из спальных районов на работу в центр, а вечером – обратно, будто это моногород, и все работают на одном заводе. Не должно быть так, что в центре находятся одни офисы, а на окраинах – только жилые кварталы. Но здесь встает вопрос стоимости земли. На дорогих центральных участках девелоперам, конечно, выгоднее строить элитное жилье, и, мне кажется, в ближайшее время эта ситуация вряд ли как-то изменится.
 

Сергей Чобан, руководитель бюро SPEECH Чобан & Кузнецов, - приверженец тотального, всеохватывающего подхода к проектированию. Малые формы для него столь же значительны и создаются тем же языком, что и большая архитектура. Как это происходит, можно было увидеть на примере коллекции мебели и оборудования для ванных комнат, реализованной вместе с Duravit, и в предметах для «Кабинетов» Nayada. Кухне Spira, представленной на стенде компании Rational в разделе LivingKitchen Кельнской мебельной выставки ( imm Colognе 2013), присущи узнаваемые волнообразные линии, мягкие силуэты, инспирированные эстетикой ар деко. В видеоинтервью, которое мы взяли на стенде Rational, Сергей Чобан рассказывает о том, как этот проект вписывается в его практику, какой архитектурой вдохновлен, и какую роль играет кухня в современном интерьере.  
 

Официальный сайт архитектурного бюро: www.speech.su

Официальный сайт производителя: www.rational.de

На выставке i Saloni WW Moscow 2012 в видеостудии Группы 360.ru побывал один из самых востребованных дизайнеров современности (в столицу он приехал по приглашению Cosmit выступить с мастер-классом). Миланец Родольфо Дордони вот уже 15 лет является арт-директором мебельного бренда Minotti и разрабатывает предметный дизайн для десятков компаний, лидирующих в интерьерном секторе. Его бюро Rodolfo Dordoni architetti проектировало торговые пространства универмага Rinascente в Милане и ЦУМа в Москве. Дордони - перфекционист, каких мало, и при всей своей известности - скромный, открытый человек. Его стиль шаблонно называют рафинированным или роскошным минимализмом. По поводу первого определения сказал: «Не знаю. Но если так, то хорошо». Второе отверг: «Да, я работаю с дорогими натуральными материалами, но в эпитете «роскошный» слышу «избыточный». А это точно не про меня». В интервью, видеозапись которого предлагаем посмотреть, мастер говорит об особенностях своего характера, любви к муранскому стеклу, специфике работы с российскими клиентами, а также о том, что нужно знать молодому автору, и как изменился дизайн после кризиса.

Из оставшегося за кадром:

«В 1960-80-х годах имена итальянских дизайнеров гремели на весь мир, потому что тогда вообще дизайнеров было мало. Сейчас это популярная профессия. Конкуренция высока. В других странах стараются сохранить приоритет за местными талантами. Итальянские производители смотрят дальше, чем «со своей «колокольни», и в этом их сила. В Италии не стало меньше хороших проектировщиков - стало больше хороших авторов в мире. Наша индустрия выбирает лучших, и это не дает соотечественникам расслабиться»

«До финансового кризиса в России, как я понял, была мода на итальянских архитекторов. Наша студия вела переговоры с одним заказчиком о проектировании частного дома в Подмосковье, но до реализации дело не дошло. Однако, мы осуществили несколько проектов для русских клиентов в Италии. Как это было? Иногда приходилось сдерживать бурную фантазию заказчиков. Они ведь могли выбирать из множества архитекторов. Если обратились к нам, наверное, представляли границы, за которые мы не любим выходить. Бывало - спорили, но потом, как правило, они соглашались с нашими предложениями»

 «Есть рынок, есть потребители и их вкусы, и есть то, что ты хочешь рассказать потребителям. Не научить их - это было бы слишком самонадеянно, но помочь понять, как меняется дизайн, какая теперь есть альтернатива тому, к чему они привыкли»

Весь видеодневник выставки i Saloni WW Moscow 2012 можно посмотреть здесь.

Уроженец Виченцы Флавио Албанезе гордится тем, что учился на архитектора не по академическим cхемам. Отсутствие диплома профильного вуза не помешало ему открыть в 1987 году вместе с младшим братом Франко студию ASA Studioalbanese и проектировать объекты различной степени сложности. В 2007 году Флавио был приглашен главным редактором в легендарный архитектурный журнал Domus, где проработал три года, существенно изменив курс издания. Сегодня он является вице-президентом Международного центра исследований архитектуры Палладио. Много проектирует в Италии и за ее пределами. Без устали генерирует архитектурно-философские концепции и щедро ими делится, выступая с лекциями по всему миру. В октябре по приглашению организаторов выставки i Saloni WW Флавио Албанезе впервые побывал в Москве и провел мастер-класс на тему общественных пространств. А до этого заглянул в видеостудию на стенд Группы сайтов 360.ru и дал интервью, которое мы представляем в двух версиях. Тем кто не любит читать в Интернете длинные тексты, хочет попрактиковаться в итальянском и ощутить обаяние нашего суперэнергичного героя, предлагаем посмотреть ВИДЕО С СУБТИТРАМИ, выложенное ЗДЕСЬ.

Ниже приведена более полная текстовая версия.

Вам, наверное, часто задают этот вопрос, но это, правда, интересно. Как, будучи самоучкой, вы добились успехов в профессии архитектора?

Моя история не такая уж странная. Я родился в послевоенное время в очень бедной местности, в семье шахтера. Отец умер, когда мне было 14 лет. Я просто не имел возможности нормально учиться. Однако, мне все было любопытно. Любопытство - сильный стимул. Оно побуждает экспериментировать, фантазировать. Вспомним Платона. В «Республике» он пишет: «Люди изобретают лишь тогда, когда испытывают в чем-то потребность. Когда есть какие-то проблемы. То есть, творчество связано с необходимостью. Так же и в моем случае: скромные жизненные условия постоянно подталкивали чему-нибудь учиться.

Самообразование – это хорошо, но ведь были, наверное, и учителя?

Были, конечно. Самый важный человек – Карло Скарпа. Работая в его мастерской, я научился смотреть на вещи с разных сторон. Это был поворотный момент в моей жизни. Однако, главными своими учителями считаю природу и время. Я вырос в окружении природы, и она меня бесконечно вдохновляет, а время - вообще самая большая ценность, которая есть у людей.

Ваш родной город Виченца знаменит как центр творчества Палладио. Это обстоятельство как-то повлияло на вас как на архитектора?

Безусловно. Палладио сумел приспособить античное наследие к требованиям своего времени, потому что знал, чего хочет общество. Он научил меня наблюдать за социальными изменениями - за тем, что общество предлагает, тем, что оно запрашивает и в чем нуждается. Полагаю, именно в этом состоит смысл архитектуры - обращаться к социуму, пытаясь решать его проблемы. Иначе хорошей архитектуры не бывает. Иначе это просто формотворческие упражения. А как вице-президент Международного центра исследований архитектуры Палладио я постоянно открываю что-то новое, связанное с его наследием. Недавно, например, обнаружил, что жители Африки, вернувшиеся на историческую родину, в Алжир, в Конго, после отмены рабства в Америке привезли с собой идеи Палладио. Представьте: они украшали свои маленькие, бедные домики портиками с двумя колоннами. Меня это тронуло.

Что сейчас происходит с обществом, и как вы в своей практике пытаетесь решить его проблемы?

Общество мутирует, переходит от определенных понятий к расплывчатым и неопределенным. Я называю это «варварской трансформацией». Еще вчера понятия «любовь», «ненависть», «друг», «враг» имели четкое значение. Интернет все изменил. Общение в социальных сетях дает многое, но размывает эмоции и чувства. «Айпад» и «айфон» сегодня объединяют людей намного сильнее, чем реальное пространство. Архитектура может и должна вернуть людям желание встречаться, общаться, радоваться или пусть даже ссориться, но главное - вместе переживать реальность. Думаю, архитекторы в любом своем здании должны создавать системы, объединяющие людей. Социальным объектом может быть и фабрика, и торговый центр. Например, в здании завода Neores мы предусмотрели и площадки для проведения различных мероприятий, и помещения для детского сада.

Сейчас мы проектируем небоскреб-гибрид в Местре, рядом с Венецией. В здании будут парковки, офисы, магазины, панорамные рестораны, музей обуви. Предполагается, что свободные парковочные площади могут быть быстро переоборудованы под помещения клуба, дискотеки. Это здание призвано вдохнуть жизнь в довольно унылую промышленную зону.

И новое здание выставочного комплекса в Виченце, где проходит крупнейшая в мире ювелирная выставка, мы проектируем, закладывая возможность его многофункционального общественного использования.

У вас много сооружений с подземными помещениями. С чем связан ваш интерес к их проектированию?

Это связано с тем, что на поверхности земли скоро не останется места для строительства. Возможно, нам придется уподобиться термитам и проводить больше времени под землей. Я уверен, что подземное строительство очень перспективно. Существенно снижается потребление электроэнергии. Под землю проходит меньше холода, дольше держится тепло. Современные инженерные системы позволяют эффективно решать проблему освещения. Мы знаем, как обеспечить проникновение достаточного количества естественного света. И, кроме всего прочего, это уважительно по отношению к природе. На острове Пантеллерия недавно закончено строительство аэропорта по нашему проекту. Большая его часть находится под землей и не разрушает пейзаж.

Вы разрабатываете как крупные объекты инфраструктуры, так и маленькие частные дома.  Можете выделить из всех своих проектов несколько самых любимых?

Мой самый любимый проект – тот, что я сделаю завтра. Законченные работы, реализованные идеи воспринимаю как пройденные этапы. Я действительно люблю работать в разных масштабах. Возьмем, к примеру, недавний большой проект - курорт на Сицилии, заказанный английской группой отелей Rocco Forte. Здоровая территория – 360 га. Там я начал с общего мастер-плана - 120 вилл, 220 номеров, огромный бессейн, SPA, конгресс-центр - и прорабатывал объект вплоть до дизайна тарелок и подушек.

Не знаю, молодец я или нет, но с уверенностью могу сказать, что работаю с любопытством, страстью и большим чувством. Необходимо быть влюбленным в свое дело. Большой проект или маленький – не важно. Если нам удается сделать того, кому он предназначен, счастливым, это уже большой успех. В проектировании же маленьких объектов – частных домов  – важны доверительные, близкие отношения с заказчиками. Они всегда порождают конфликты, но и общую страсть. Любовь не происходит в молчании. Любовь  – это конфликты и сопричастность. Думаю, что любовь – одно из ключевых слов в архитектуре.

Традиционный вопрос: как выглядит ваше собственное жилье?

У меня есть дома в Виченце и на Пантеллерии. Есть плавучий дом – яхта, скорее даже маленький рыболовецкий кораблик. Я на нем до Африки добирался, этим летом плавал вокруг Сицилии. Еще много путешествую по Европе, бывает, где-то останавливаюсь пожить. Сейчас планирую переехать вместе со студией в Берлин. Везде очень быстро «обрастаю» вещами. Как улитка, перевожу с места на место свои дома, то есть их содержимое - книги, арт-объекты, разные мелочи, хранящие память о счастливых моментах жизни, путешествиях, встречах. Можно подумать, что в этих интерьерах живет не архитектор, а галерист-коллекционер «всякой всячины».

Расскажите о своей коллекции современного искусства.

Я коллекционер со стажем. Свои первые накопления потратил не на мопед, как все нормальные подростки, а купил два рисунка Дэвида Хокни и позже, когда автор стал знаменитостью, выгодно их продал. Сейчас коллекционирую работы неизвестных художников. Совсем молодых. Потому что они искренне эмоционально вовлечены в свои проекты. Разыскиваю интересные работы по мастерским. Кого-то советуют друзья-критики. Собираю не только итальянцев. Очень много авторов из Южной Африки, Южной Америки, Канады, где настоящие «залежи» талантов. В арте пульс времени бьется сильнее, чем в архитектуре, где от первого эскиза до реализации может пройти много лет. Искусство – чувствительнейший сейсмограф, предвещающий землетрясение задолго до его первых толчков. Поэтому я так много внимания уделял ему на страницах журнала Domus, когда был его главным редактором.

Что еще нового вы принесли в журнал за три года работы в редакции?

Например, за все это время журнал ни разу не опубликовал проект Нормана Фостера. Я ориентировал Domus не на прославление звезд, ко многим из которых отношусь довольно скептически, а на поддержку молодых талантов. В Венецианской биеннале архитектуры, когда куратором была Кадзуо Седзима (2010 год - прим.ред), приняли участие 14 авторов, которых мы «открыли».

Сложнее руководить архитектурной студией или редакцией архитектурного журнала?

Одинаково сложно, потому что в обоих случаях имеешь дело с человеческим ресурсом. А это, как известно, очень хрупкий ресурс, потому что мы такие, какие есть. Работа в журнале была очень серьезной интеллектуальной и физической нагрузкой. По вечерам и выходным я снова учился - перечитывал старые книги, читал новые, искал информацию в Интернете, чтобы делать глубокий, качественный контент. Надо сказать, за те три года я даже почувствовал усталость, что мне в принципе не свойственно.

Какое впечатление произвела на вас Москва?

Давно хотел повидать ее. Пока успел по дороге из аэропорта разглядеть много больших и некрасивых новостроек. Такие можно увидеть и в других городах мира. Но вчера вечером побывал на Красной площади. Реальность превзошла ожидания. Особенно потряс собор Василия Блаженного. Первым делом, правда, возникли кондитерские ассоциации - с сицилийским тортом. Наверное, потому что я, как и все итальянцы, придаю еде особое значение, сам обожаю готовить. Если серьезно, то у меня есть еще в запасе три дня. Надеюсь многое успеть.

Вам было бы интересно что-нибудь здесь построить?

Да, конечно. Москва – один из важнейших мегаполисов, город, требующий особого осмысления и отклика со стороны мирового архитектурного сообщества. Рост финансового благосостояния и строительный бум как его следствие часто сопровождаются проявлениями дурного вкуса. Многие вещи создаются бездумно, напоказ. Но мне кажется, что у вас уже происходит переход к более зрелому этапу. Я взялся бы за объект любого типа. Без громкого имени. Но правильного размера. Архитектура должна быть соразмерна тому, что ее окружает. Хотелось бы предложить москвичам что-то небольшое, но превосходного качества и многофункциональное. В русле моих размышлений о новой социальности. Может быть, место, где люди могли бы с удовольствием и пользой проводить много времени -  делать покупки, развлекаться, просто общаться или дискутировать, устраивать интеллектуальные баталии. Идея борьбы между людьми сегодня кажется атавизмом. А ведь это полезно – бороться за лучшее.

ПОСМОТРЕТЬ ВИДЕОВЕРСИЮ ИНТЕРВЬЮ

Расскажите, пожалуйста, с чего началась ваша коллекция графики?
Начало было положено примерно 10 лет назад. Я уже к тому времени переехал в Берлин и заинтересовался  аукционом Bassenge, который славен своими архитектурными рисунками. Там увидел совершенно потрясающий рисунок, по ничтожной по тем временам цене, смешно даже сейчас называть ее. Я уже тогда хорошо понимал, как выглядит подлинный Гонзага, так вот это был подлинник. И это была первая работа в моей коллекции.
Сколько в ней сейчас работ?
Есть моя частная коллекция, есть коллекция Фонда музея архитектурного рисунка. И в той, и в другой примерно по 300 листов. Фонд призван привлечь внимание общества к актуальному состоянию графики. Это работы нашего времени, то есть, XX и XXI веков, выдающиеся мастера, наши современники. А моя коллекция охватывает XVIII-XIX века - демонстрирует исторический рисунок.
Какие авторы представлены в этих двух собраниях?
Мастера – самые разные. У меня много россики - Джакомо Кваренги, Винченцо Бренна, Жан-Франсуа Тома де Томон. Из выдающихся мастеров нельзя не упомянуть Юбера Робера; есть рисунок Пиранези, есть и  Шарль-Луи Клериссо, и Джон Соан, и Шарль де Лафосс. Есть очень хорошие работы Клода Николя Леду, Шарля Персье. А XX и XXI века в Фонде представлены именами Либескинда, Гери, ранней Захи Хадид, Леббеуса Вудса, Алвару Сизы, Альдо Росси. В общем, это крупные современные западные художники.
Каким временем датируются самое раннее и самое позднее произведения?
Самая ранняя работа – Фердинандо Галли Бибиена, это рубеж XVII и XVIII веков. А самая поздняя, пожалуй, Манфреда Ортнера, который передал в Фонд свои работы.
Есть приобретение, которое считаете особой удачей?
Большой удачей было то, что на почти неизвестном аукционе я нашел предварительные рисунки к гравюрам Михаила Махаева с видами Петербурга. Они были не датированы, не атрибутированы, отличались от оригинальных гравюр по композиции. Скажем так: они  представляли собой расширенные поиски композиции. На них изображены знаменитые панорамы Петербурга с сегодняшнего Дворцового моста по направлению на восток и запад.
По каким принципам формируются коллекции?
Здесь важен момент перфекционизма. То есть, не каждый штрих и не каждая «почеркушка» даже выдающегося архитектора на салфетке – это архитектурный рисунок. Честно говоря, для исторических рисунков у меня свой критерий: если я вижу работу, которую точно не в состоянии сделать сам, значит, она достойна моей коллекции. Я не доверяю суждениям специалистов, заочно советующих приобретать Гонзагу или Кваренги. Пока не увижу, что это абсолютно мастерский лист с признаками Кваренги или Гонзаги, никогда не возьму его в собрание, поскольку не верю в неудачные работы мастеров, сомневаюсь в том, что у мастера повело руку. Я говорю, что не нужно снисходительно относиться к работе мастера, а наоборот, понимать, что работа мастера – это высочайший уровень, до которого ты только пытаешься дотянуться. Вот это критерий коллекции.

Сегодняшняя архитектурная и визуализаторская культура движется к отмене бумажного носителя. Мы все больше презентуем работы на флешках,  дисках, мы не ходим с брошюрами, мы ходим с «айпадами». С одной стороны, это очень современно и здорово, когда у тебя в руке находится огромное количество информации. Кстати говоря, именно этой тенденции и была посвящена российская  экспозиция на Биеннале в Венеции. Но с другой стороны, как мне кажется, ощущение уникальности безвозвратно уходит. Я вспоминаю юность: сижу на практике, запах осенней листвы перемешивается с запахом влажной акварельной бумаги, на которую накладывается медово пахнущая акварельная краска…Все чувственные ощущения, связанные с созданием уникального произведения на бумаге, уходят в прошлое. Я не просто ностальгирую. Уникальный вид искусства становится подобен коллажу, когда берется часть компьютерной графики, наносится на бумажную основу, переписывается или перемалевывается вручную, одним словом, возникают какие-то коллажные эффекты, в создании которых человек принимает все меньше участия. А для меня очень важно создать такие графические кабинеты и такую коллекцию, которая говорила бы об уникальном качестве архитектурной графики.
Архитекторы дарят свои работы Фонду?
Да, многие. Достаточно назвать Манфреда Ортнера, Цви Хекера, Бена ван Беркеля. Есть спонсоры, которые помогают возвести здание Музея архитектурного рисунка. Есть отклик со стороны институциональных учреждений, таких как Музей Джона Соана, Академия художеств в Париже. Они подписали или находятся в стадии подписания партнерского соглашения, которое позволит нам организовывать редчайшие гостевые выставки. Это, например, экспозиция  Пиранези из серии «Храм Посейдона в Пестуме» из коллекции Музея Джона Соана. Она запланирована на следующий год.

Как построена экспозиция в Эрмитаже?
Коллекционирование всегда инициировалось частными персонами, и коллекция Эрмитажа, появившаяся и пополнявшаяся в результате деятельности не только Екатерины Второй, но и многих коллекционеров, - фактически  вклад частных лиц в процесс формирования «библиотеки архитектуры», как мы и назвали выставку. Ни моя личная коллекция, ни коллекция Фонда не могут претендовать на полноту и значимость собрания Эрмитажа. Речь здесь не идет о сравнении, а скорее о поиске параллелей. Они в традиции коллекционирования архитектурной графики и перекличке отдельных работ. Экспозиция, составленная благодаря Михаилу Борисовичу Пиотровскому, куратору Дмитрию Озеркову, Ксении Малиш и графическому отделу, действительно очень хорошая. «Эрмитаж» – один из немногих музеев, делающих  архитектурную графику достоянием общественности. Была шикарная выставка Тома де Томона, выставка последователей Пиранези.

У вас и Сергея Кузнецова есть традиция архитектурных пленэров. Где вы чаще всего бываете, какие виды и памятники любите зарисовывать?
Мы много раз были в Риме и Венеции. Это места, которые при всей своей туристической известности по-прежнему остаются для меня неизведанными островами, где находишь все время новые точки. Вот, например, совсем недавно, летом, я увидел работу Каналетто, где запечатлена площадь Рыбного рынка рядом с мостом Риальто в Венеции. Раньше это место как-то уходило от нашего взгляда. Мы пошли туда с Сергеем, и с той же точки сделали по рисунку. Совершенно потрясающая композиция с огромными часами. А, например, в Риме меня всегда занимала идея выполнения рисунков с точек, которые использовал Пиранези в своей серии «Виды Рима».

Выставка «Библиотека архитектуры» проходит c 13 октября по 16 декабря 2012 года в реконструированном здании восточного крыла Главного штаба, входящем в музейный комплекс Государственного Эрмитажа.

Информация о выставке на странице Государственного Эрмитажа: www.hermitagemuseum.org

Материал подготовили: Екатерина Шалина, Андрей Чирков

Редакция сайта Archplatforma.ru выражает особую благодарность за помощь в работе над интервью и фоторепортаж Елене Петуховой.

В сентябре 2011 года Дзунья Исигами представлял свое творчество в Институте «Стрелка». Eго визит был приурочен к выходу в финал конкурса на реконструкцию московского Политехнического музея. Как известно, он победил. Известно также, что красивую идею японского архитектора наше профессиональное сообщество подвергло критике, обвиняя в оторванности от московских реалий. В конце июля 2012 года Дзунья вновь прибыл в Россию и вновь рассказывал о своих работах, но уже не в столице, а в Никола-Ленивце в рамках фестиваля «Архстояние 2012».

Готовясь к встрече, я первым делом собиралась спросить, знает ли архитектор про полемику вокруг его московского проекта, и что по этому поводу думает. Но, присев на соломенный пуф напротив хрупкого и поначалу, несмотря на залихватский «лук» (потертые джинсы, кеды, майка-матроска и а ля соломенная шляпа), подчеркнуто сдержанного и серьезного японского гостя решила начать с главных тем его творчества.

- Вы не раз говорили, что Ле Корбюзье – ваш любимый европейский архитектор. Для него дом был «машиной для жилья». А что для вас дом?
-  Для меня дом в первую очередь - это среда, а не убежище, защищающее человека от внешнего мира, как считалось раньше. Мне интересно создавать не какое-то внутреннее, ограниченное пространство, а максимально прозрачную, дифференцированную среду, соединяющую людей с природой.

- Прозрачность – базовый принцип вашей архитектуры. С помощью каких материалов вы ее создаете?
- Мне интересна прозрачность, которая достигается не за счет материала, стекла например, а та, что изначально присуща любому объекту. Прозрачно само пространство, а «стены» можно построить и из воздуха. 

Дзунья уже не раз демонстрировал, как это – строить из воздуха. Корпус воркшопов Технологического института в Канагаве, пригороде Токио, имеет стеклянную оболочку, а внутри нет ни одной перегородки. Есть множество тонких опор, у каждой свои параметры и угол разворота. Их расстановка кажется произвольной, но на самом деле очень хорошо просчитана и задает определенные маршруты перемещения людей.

Наблюдая за тем, как передвигаются люди в этом пространстве, Исигами обнаружил, что они редко проходят между двумя опорами, стоящими рядом, даже если там достаточно места, а предпочитают ходить по широким «коридорам», причем одним и тем же. Получается, что стен, как бы нет, но в то же время они есть. Он сравнил свое сооружение с лесом, в котором проложены «звериные тропы».

Подобным образом действовала и инсталляция Architecture as air, представленная на Венецианской биеннале в 2008 году, когда Дзунья получил «Золотого льва». Архитектор добивался того, чтобы конструкция, инсталлированная в зале Арсенала, была подобна природному явлению, растворялась в воздухе, как туман. Для этого его мастерская разрабатывала особые материалы и конструкции. Пространство структурировали «колонны» толщиной с каплю дождя  (0,9 мм), скрученные из углеродного волокна, и нити, вытянутые из проводов и по толщине сравнимые с частицами пара  (0, 02 мм).

- Все-таки вы работаете не с одним лишь воздухом. Используете стекло, углеродное волокно, сталь, ищите их новые возможности. За какими материалами, по вашему мнению, будущее?
-  Я не возлагаю больших надежд на материалы. Если проектировать, отталкиваясь от них, это сильно ограничивает. Я сначала делаю проект, а потом приспосабливаю под него наиболее подходящие материалы.

На лекции Дзунья показал, как он буквально прогибает материал под свои идеи. Однажды ему нужно было сделать стол очень большого размера, но чтобы в профиль он выглядел как тонюсенькая линия. Такую тонкость мог обеспечить алюминий, однако при заданных размерах столешницы (9,5 м - длина, 2,6 м - ширина), лист толщиной даже в 3 мм весил бы 700 кг и здорово прогибался бы на «худеньких» (12 мм) опорах. Тогда был придуман такой ход: рассчитав прогиб, архитектор заказал изготовление листа, выгнутого в другую сторону. Его установили на опоры, и столешница под собственным весом распрямилась до идеально ровного состояния.

Изучая работы Дзуньи, можно подумать, что для него любой проект – эксперимент, и он намного важнее дальнейшей жизни самого результата. Подтверждением тому служит удивительное для инноватора признание:
- Мне не очень интересно, какой будет жизнь через 50-100 лет. Меня больше волнует сегодняшний день и то, как архитектор может работать с его системой ценностей.
- Что вы подразумеваете под нынешней системой ценностей?
- Это связано с глобализацией. Я живу в Японии, часто работаю за рубежом, сейчас нахожусь в России. Существует Интернет. Идет процесс взаимопроникновения культур, и, сопоставляя, мы лучше осознаем особенности культуры страны, в которой живем. Мультикультурализм подразумевает разнообразие систем ценностей и дает архитектуре свободу отвечать на задачи, которые ставит время, не испытывая давления того или иного стиля, модернизма например.
- Вы как-то задействуете в своем творчестве японские традиции?
- Мне очень нравятся старые японские дома, и в одном из своих проектов я использую их для создания среды, комфортной для обитателей Дома престарелых, страдающих болезнью Альцгеймера. Они плохо чувствуют себя в открытых общественных пространствах. Поэтому мы придумали композицию из небольших сооружений, одновременно независимых и сообщающихся друг с другом. За основу были взяты деревянные дома, идущие под снос (в Японии дома перестраивают каждые 30-40 лет). От них мы оставили крыши и каркасы, отремонтировали и сконструировали  новый объект. Пациент не ощущает, что попал в больницу, это больше похоже на переезд в новый дом.

Вы активно пользуетесь Интернетом, социальными сетями?

- Могу сказать, что я активный пользователь Интернета, но не люблю социальные сети, у меня есть аккаунты, но нет времени и потребности пользоваться ими каждый день.

- Вы преподаете в Университете Тохоку. Чему вы учите ваших студентов и учитесь ли чему-то у них?

- Научиться чему-то можно у любого человека, не важно - преподаватель он или студент. А если я хочу научить конкретно тому, что делаю, ученики должны делать это вместе со мной.

- Студенты участвуют в ваших проектах?

- Да, есть несколько человек, работающих вместе со мной.

- Над чем вы сейчас работаете?

- Мы проектируем лекционный зал в Голландии, многоквартирный дом в Париже, Политехнический музей в Москве.
- На каком этапе проект Политехнического музея?

- Базовые разработки концепции кончились, предстоит процесс утверждения проекта, и будем готовится к началу строительных работ.

Немного расслабившийся и разговорившийся было Дзунья заметно напрягся. Распрашивать, как он реагирует на критику, показалось лишним. Ясно, что этот проект может стать очень серьезным испытанием и для японского архитектора, и для Москвы, и нет никакой уверенности в том, что все будет реализовано так, как Исигами представил это в конкурсной концепции. Возможно, в следующем году в России появиться еще одна работа Дзуньи. Организаторы «Архстояния - 2012» сообщили, что гостя настолько вдохновили просторы Никола-Ленивца, что он готов внести свой вклад в его  лэнд-арт коллекцию. Будем следить за развитием событий.

Официальный сайт архитектора: www.jnyi.jp